Х.Г. Крил СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДИСЛОВИЕ Авторы, жалующиеся на то, что их герои "взяли верх" и "вынуждают" их писать о том, о чем они вовсе и не хотели писать, всегда вызывали во мне чувство некоторого недоумения. И тем не менее теперь я сам оказался в ситуации, заставляющей меня сказать нечто подобное, ибо у меня никогда не было намерения писать какое бы то ни было исследование по истории Западной Чжоу. В течение шестнадцати лет, или около того, я занимался вопросами происхождения и формирования доктрины управления в Китае и ее влияния на другие страны и цивилизации. Четыре года назад я начал работу над соответствующей книгой, которая, я надеялся, будет достаточно небольшой по объему. Первые две главы я написал, как и планировал, очень быстро, всего за несколько недель. В третьей же главе речь должна была идти о Западной Чжоу. Я полагал, что глава получится маленькой, ведь количество материала по данной эпохе весьма ограничено. Однако период Западной Чжоу занимает в китайской традиции управления столь значительное место, что я просто не мог его полностью проигнорировать. Я знал, что с тех пор как я в последний раз более-менее пристально занимался данным периодом, исследователи сделали множество открытий, с которыми я чувствовал себя обязанным ознакомиться. Ознакомление заняло у меня гораздо больше времени, чем я первоначально рассчитывал. И все-таки после некоторой задержки я приступил к написанию главы о Западной Чжоу. Когда объем ее достиг 150 страниц, я решил, что главы должно быть две; на 300-й странице я стал подумывать о том, что она могла бы вылиться в небольшую книгу. В конце концов мне едва удалось охватить тему в рамках целого труда. Центральная мысль настоящей книги — предположение, что ваны Западной Чжоу правили, скорее всего, именно империей, а не некоей рыхлой конфедерацией вассальных государств. В последние годы некоторые ученые, под влиянием новых открытий и неожиданных результатов исследований, уже высказывали мнение, что правители Западной Чжоу обладали куда большими властью и могуществом, чем было принято считать прежде. И тем не менее, насколько нам известно, ни один из них не приписывал Западной Чжоу такой степени единения и централизации власти, как мы. Если идея эта и покажется кому-то оригинальной, то могу честно признаться, что авторство ее принадлежит не мне. Лет двадцать назад моя жена Лорейн Крил, в то время активно занимавшаяся изучением надписей на бронзе, сказала мне, что если исходить из преобладавшей в то время теории об ограниченности власти администрации вана территорией маленького "домена правителя", за пределами которой она якобы не пользовалась никаким авторитетом, то некоторые факты будут просто необъяснимы. Она высказала гипотезу, что, быть может, чжоуское правительство "работало" куда более эффективно и контролировало всю страну в куда большей степени, чем это обычно считалось. Я тогда занимался другими вещами и не придал значения ее словам: я не отверг ее догадку, но и не принял ее. По сути, свидетельств, способных доказательно подтвердить ее, просто не было. Лишь годы спустя, когда я с огромным трудом пробирался сквозь беспорядочное нагромождение сведений о периоде Западной Чжоу, выяснилось, что данная гипотеза является ключевой. Вклад моей жены в написание настоящей книги этим не исчерпывается. Как только очередная глава была завершена, она внимательно прочитывала ее и делилась своими соображениями. Многое в книге появилось благодаря только ей. Я пытался убедить ее стать соавтором, но безрезультатно. Надеюсь лишь, что это окажется возможным при написании будущих работ. Я чувствую себя в неоплатном долгу перед всеми, благодаря кому появилась настоящая книга. И начать я, по-видимому, должен с ученых и историков, живших сотни и тысячи лет назад: о моей бесконечной признательности им лучше всего скажут многочисленные ссылки и сноски. Из работ современных синологов наибольшую помощь мне оказали переводы и комментарии к "Ши цзину" и "Шу цзину" Бернхарда Карлгрена. Без этих фундаментальных трудов адекватное восприятие и понимание всей эпохи Западной Чжоу едва ли возможно. В некоторых случаях моя трактовка расходилась с мнением Карлгрена, однако то были лишь единичные моменты. В целом же я с благодарностью прислушивался к его идеям и учитывал их. Китайских ученых, которым я признателен за благорасположенность по отношению ко мне, столь много, начиная с моего "почтенного учителя" Мэй Гуан-ди, что перечислить имена всех просто невозможно, а упомянуть лишь некоторых значило бы совершить непростительную ошибку. Я выразил свою особую признательность им в тексте и примечаниях. Уверен, что любой читатель легко догадается: настоящая книга в значительной степени основана на трудах китайских ученых. Громогласные заявления о "противоречиях" между исследованием и преподавательской работой всегда казались мне по большей части чепухой. Преподавание — если рассматривать его как прямо противоположное простому "вдалбливанию идей" — обязано ставить своей главной целью вдохновлять студентов на самостоятельный поиск истины. И я не думаю, что учитель может достичь этой цели, если он сам не стремится к ее обретению, т. е. если он не занимается научным исследованием. Конечно, исследователь вовсе не обязан преподавать, но в таком случае он лишается лучшего, из всех возможных, источника критики для своих старых идей и взглядов и стимула для новых. Ведь что может быть полезнее свежих умов и интеллектуального напора молодых? За долгие годы мне посчастливилось иметь много проницательных и критично настроенных студентов, и я убежден, что все вместе они дали мне гораздо больше, чем я дал каждому из них. Я могу здесь упомянуть имена лишь некоторых из моих учеников, прошлых и нынешних, чьи мысли и критические замечания в немалой степени способствовали появлению данной книги. Это Чжао Линь, Д. Цянь, профессор Ц. Ю. Су, профессор Сидни Розен и профессор Тао Тянь-и. Тао Тянь-и и Чжао Линь много помогали мне в работе с материалами, а Д. Цянь частично подготовил указатель. Значительную помощь оказала мне в работе и Дж. Йорк, мой главный ассистент на протяжении вот уже более тридцати лет. Она просматривала и отбирала периодику на нескольких языках, что позволило мне привлечь и использовать широкий спектр дополнительных материалов. Она многократно проверяла и перепроверяла факты и ссылки, чем уберегла меня от ошибок, и участвовала в окончательной компановке и редактировании этой трудной книги. Чтобы завершить работу, она даже отложила свое кругосветное путешествие. Большую помощь оказали также Маргарет Л. Сивернс и Джулия Ауэр, участвовавшая в составлении индекса. На протяжении всей долгой работы над книгой я много раз спрашивал совета у друзей и коллег и неизменно получал его; я благодарю их в самой книге. Кроме того, по трем очень существенным вопросам мне посчастливилось получить консультации коллег, которые являются выдающимися знатоками своего дела. По поводу библиографии я бесчисленное количество раз беседовал с профессором Т. Сянем. Я бесконечно признателен ему и всему коллективу библиотеки Дальнего Востока Чикагского университета за внимание и любезность. Профессор Эдвард А. Краке с неизменным терпением отвечал на все мои вопросы о системе управления в Китае. А профессор Мухсин Махди щедро делился своими неординарными идеями относительно философии управления на протяжении всех наших долгих дискуссий. Он также благосклонно прочитал рукопись и высказал свои критические замечания. Профессор Н. Уилт и профессор Роберт Е. Стритер, поочередно занимавшие пост декана гуманитарного факультета, проявили глубокий интерес к моему исследованию и оказывали мне всяческую помощь и поддержку. Благодаря профессору Эдвину Макклеллану, руководителю моего отделения, я смог отдавать значительную часть времени работе над этой книгой. Я также признателен Гуманитарному факультету, Комитету по исследованию Дальнего Востока и отделению дальневосточных языков и цивилизаций. Мне всегда везло с издателями, но при создании этой книги коллектив издательства Чикагского университета был ко мне особенно расположен и внимателен. Западная Чжоу 1122–771 до н. э. Источником индивидуальности и жизненности каждой великой нации является живая традиция, вдохновляющая всех, принадлежащих к данной нации, на свершения, традиция, в которую люди свято верят. Если какая-либо большая группа людей утрачивает интерес к традиции и перестает руководствоваться ею и учитывать ее, само существование нации оказывается под угрозой.* (Макс Вебер высказывает схожую мысль: "Нация – это общность настроений, самовыражающихся в собственном государстве, поэтому, нация – это общность, которая, как правило, создает свое государство"). В истории человечества было великое множество национальных традиций, одно время процветавших, а затем исчезнувших. Некоторые из низ выстояли и даже расширили сферу своего влияния, вбирая в себя народы, утратившие собственные, менее жизненные традиции. Среди доминировавших традиций можно выделить две выдающиеся: римскую и китайскую. Шествие римской традиции оказалось триумфальным. Даже после гибели Западной Римской империи она воплотилась в империи Византийской и, отчасти, в Священной Римской. И поныне многие нации считают себя продолжателями римской традиции и носителями римского духа. Тем не менее, достижения традиции китайской еще более значительны. Во-первых, она древнее. Мы видели, что ее истоки восходят к временам шанской династии, некоторые ее самые фундаментальные черты утвердились еще в начале первого тысячелетия до нашей эры, когда не было еще даже города с названием "Рим", не говоря уже об одноименной традиции. Китайская культура, как и римская, ассимилировала самые разные народы, причем китайская ассимиляция (по крайней мере на "исконно китайских" землях) оказалась более полной. Китайская культура (в высоком смысле) тоже не простиралась на народные массы, но у нас нет сведений, что крестьяне в течение длительного времени говорили на другом, по сравнению с аристократией, языке (как было в Римской империи). Конечно, были многочисленные варварские племена, подвергавшиеся "китаизации", но, начавшись, она распространялась уже на все слои общества. Китайцы тоже ненавидели вышестоящих, и порой не только конкретного уездного чиновника, но и всю государственную власть в целом, но едва ли многие из них были настроены "анти-китайски". Отдельные люди и даже группы людей порой объединялись с "варварами", но в целом все китайцы, и знатные, и низкие, сознавали свою принадлежность к китайской культуре и гордились этим. И хотя порой, во времена иноземных нашествий, китайцы утрачивали собственную государственность, ни одна другая национальная традиция не может похвастаться трехтысячелетней продолжительностью и преемственностью. Ортодоксальная классическая традиция уверяет, что китайская история начинается с легендарных императоров, живших и правивших в "золотую эпоху" древности. Но несомненно, что подлинная живая традиция, традиция, побуждающая людей к действию, зарождается с воцарением чжоуской династии. Совершенномудрые императоры являли собой столь идеальный и блистательный образец, что простые смертные не могли даже и думать о том, чтобы хоть в чем-то сравниться с ними. Конфуций превозносил трех легендарных императоров, но самого себя считал продолжателем традиции Вэнь-вана, основателя династии Чжоу. Он говорил: "Чжоу могла видеть две предшествующие династии. Как возвышенна ее культура! Я следую Чжоу". Сыну Вэнь-вана, прославленному Чжоу-гуну, традиция приписывает если не создание, то как минимум оформление всей китайской машины управления и базовых принципов фнкционирования китайской культуры. В 196 году до н.э. император Гао-цзу, основатель династии Хань, провозгласил Вэнь-вана величайшим из всех правителей. Итак, будем считать, что зарождение собственно китайской традиции связано с восхождением на престол династии Чжоу. Среди бесчисленного количества династий, правивших в разные времена во всех частях света, Чжоу является одной из самых уникальных. Она, несомненно, одна из самых долгоцарствующих. Согласно традиционной хронологии, чжоуские властители занимали престол – хотя и не всегда реально правили – с 1122 по 256 год до н.э. Даже если мы уменьшим, по примеру скептиков, этот срок на целое столетие, все равно окажется, что чжоуская династия удерживала трон дольше, чем какая бы то ни было из египетских, и что она даже превосходит "рекорд" дома Габсбургов. Но долговечность – пожалуй, последнее из блестящих достижений Чжоу. Едва ли самые основы жизни какого-либо другого народа, имеющего столь же давнюю историю, изменились за период правления одной династии в такой же степени, как изменились устои китайцев за время владычества Чжоу. Разумеется, поскольку наши знания о дочжоуском Китае невелики, мы не всегда можем распознать, что Чжоу привнесла нового в культуру и модель государственного управления страны, а что было заимствовано из предшествующих эпох. Но родоначальников некоторых очень важных элементов несомненно является именнно Чжоу. Это мы в состоянии проследить. Общеизвестно, например, какую роль в истории страны сыграли так называемые "канонические сочинения". Значительная часть поистине безбрежного моря китайской литературы представляет собой комментарии к классическим книгам и рассуждения о них. Их изучение составляло основу подготовки к государственным экзаменам; в течение двух тысячелетий они служили по сути основой всей экзменационной системы. Фэн Ю-лань называет период со II века до н.э. по ХХ век н.э. "периодом классического знания". Все классические сочинения так или иначе связаны с историей и культурой чжоуской династии, и в большинстве своем они написаны именно в эпоху Чжоу. Модель имперского управления в Китае, просуществовавшую более двух тысяч лет вплоть до установления в 1912 году Китайской Республики часто называют "конфуцианским государством". О справедливости такого обозначения можно спорить, но несомненно, что китайская государственность пронизана конфуцианством. Конфуций жил в правление Чжоу, при Чжоу же в основном оформилось и конфуцианство как таковое. Более того, в эпоху Чжоу жили и творили практически все величайшие мыслители Китая. Некоторые идеи, выражающие сокровенную суть китайского государства и китайской культуры, не существовавшие в дочжоуский период, возникли с воцарением Чжоу и сохранились почти до наших дней. Последний китайский император, низложенный в 1912 году, по-прежнему именовался "Сыном Неба". Термин этот отсутствует в надписях на гадательных костях, ибо Небо, Тянь, было чжоуским божеством, а не шанским. Главное шанское божество – Ди, или Шан-ди. После покорения Шан чжоусцы отождествили Шан-ди со своим главным божеством Тянь (подобно тому, как римляне отождествили греческого Зевса со своим Юпитером). Термин "Тянь" в шанских надписях, по-видимому, отсутствует. Китайская историческая традиция уверяла, что божество Шан-ди поклонялось божеству Тянь с начала начал. Мысль о том, что Тянь вошло в китайскую традицию только вместе с Чжоу, впервые высказана мной в статье, опубликованной в 1936 году (129). Не все ученые согласны с моей версией, но пока никто не смог представить убедительные доказательства обратного. Дун Цзо-бинь говорил мне в 1948 году, что за всю свою многолетнюю работу над шанскими надписями он не встречал подтверждения тому, что Тянь является шанским божеством, а его вышедшая в том же году статья показывает, что он согласен с моими выводами. Чэнь Мэн-цзя в опубликованной в 1954 году статье утверждает, что "у иньцев Тянь именовалось Ди", а это означает, что Тянь не было иньским божеством (по крайней мере, по названию). Инь – второе название Шан. Краеугольный камень идеологии китайского государства – концепция Небесного Мандата, т.е. представление о том, что правитель Китая пользуется доверием высшего божества, которое только и позволяет ему царствовать, но исключительно до тех пор, пока он действует во благо людей. Если же правитель не оправдывает доверия Неба, оно повелевает другому человеку восстать и уничтожить власть тирана. Такова была основная мысль, пропагандировавшаяся, и небезуспешно, чжоуской династией, с целью окончательного подчинения покоренных шанцев. В последующем же она стала главной идеологемой китайского государства как такового. Каждая новая династия, сменявшая предыдущую, заявляла о том, что обладает Мандатом Неба. О гибели последней династии Цин в 1912 году говорили как об "утрате ею Мандата". Х. Дабс пишет: "Вполне возможно, что китайское государство обязано своим долгожительством именно доктрине Небесного Мандата. Мысль о том, что "Мандат Неба не вечен", вбивалась в головы наследников китайского престола и их наставниками-конфуцианцами, и министрами. Правителей побуждали являть собой образец для всей империи, и не только во имя абстрактных принципов, но и ради того, чтобы удержаться на троне и продолжить династическую линию". А Ци Сы-хэ убежден, что "учение о Небесном Мандате является самой яркой отличительной чертой Чжоу; именно здесь Чжоу коренным образом расходилась с Шан". Тем не менее, только в начальный период правления чжоуской династии – так называемый период Западной Чжоу (1122-771) – страна была более-менее единой. В последующем Китай распался на отдельные царства, причем временами раздробленность казалась полной, о чем весьма сожалели последующие поколения. Династия Цинь объединила страну (221-207 до н.э.), но такими жестокими, противными китайскому духу методами, что власть ее оказалась недолгой, и в лице потомков она заслужила едва ли не всеобщее проклятие. При династии Хань (206 до н.э.- 220 н.э.) окончательно оформилась та модель имперского управления, которая в основных своих формах сохранилась до ХХ столетия. Административная машина китайской империи на протяжении двух тысячелетий оставалась практически нетронутой. Эффективная и отчасти деспотичная бюрократическая система сложилась в результате долгого процесса, начало которому было положено в период Западной Чжоу, если не раньше. Но в ханьские времена критики этой системы, коих насчитывалось великое множество, клеймили ее как порождение ненавистной династии Цинь. Ханьские императоры, перед которыми встала необходимость управлять огромной и многоликой империей, вынуждены были заимствовать государственную машину циньской династии и использовать на службе армию чиновников, прежде служивших Цинь. Кроме того, им предстояло выполнить нелегкую задачу – завоевать доверие подданных и убедить их, что дом Хань, несмотря на свои крестьянские корни, по праву царствует в Поднебесной. Ханьским императорам ничего не оставалось делать, как провозгласить себя духовными наследниками чжоуских ванов, а свой режим – возрождением сильного, но (согласно традиции) гуманного правления времен Западной Чжоу. Именно поэтому в ханьскую эпоху началось интенсивное изучение классической литературы, ставшее неотъемлемой частью всей китайской истории. В эдиктах ханьских императоров и докладах их чиновников первые чжоуские ваны и методы, которыми они управляли, упоминаются очень часто. Так, в первом послании, призывающем к учреждению Императорского университета, в качестве "примера и прецедента" приводится предполагаемый факт существования его прообраза при Западной Чжоу. Тенденция эта достигла своего апогея при Ван Мане, блестящем государственном деятеле, сумевшем захватить престол и усидеть на нем с 8 по 23 г.н.э. Он попытался восстановить многие древние практики, особенно раннечжоуские. Его даже называли "вторым Чжоу-гуном", ведь некоторые государственные институты прямо и открыто создавались им по книге "Чжоу ли" ("Ритуалы Чжоу"). Книга эта, авторство которой приписывается Чжоу-гуну, согласно традиции, описывает государственную систему Западной Чжоу. Однако, претензии Ван Мана на основание новой династии оказались тщетными; во время вспыхнувшего восстания он был убит (202; 12, 99А-С), (145; т.3,44-474). Тем не менее, обращение в делах государственного управления за примером к ранней Чжоу стало нормативным. Более того, к не столь уж продолжительному периоду Западной Чжоу в поисках "должной" государственной политики аппелировали чаще, чем к какому бы то ни было другому периоду китайской истории. Если мы действительно хотим разобраться в том, каким образом формировалась система управления в Китае, мы обязаны знать, что происходило при династии Чжоу. К сожалению, то, что мы располагаем не столь уж многими аутентичными источниками, представляет собой лишь часть проблемы. Куда большая трудность заключается в том, что мы имеем массу документов, приписываемых традицией различным периодам правления Чжоу, но на самом деле написанных гораздо позднее предполагаемой даты их создания. Эти подложные материалы будут разрушать все наши попытки проникнуть в то, что происходило на самом деле, покуда мы не сумеем отделить их от подлинных источников. Те, кто подделывал тексты или изменял по своему желанию содержание текстов подлинных, как правило, руководствовались благими намерениями. Зная китайское почтение к традиции и особое преклонение перед начальным периодом правления Чжоу, не было более эффективного способа завоевать признание или распространить то или иное учение или идею, чем представить разъясняющий их текст, "существовавший" при чжоуской династии. Практика эта началась очень рано. Еще около 300 г. до н.э. Мэн-цзы изобличил одну популярную в то время книгу как подделку, лишь приписываемую раннему периоду Чжоу. Новые подделки появлялись с пугающей быстротой. Иногда их авторов изобличали и подвергали мучительной казни, но все безрезультатно. В итоге, традиционная история в значительной степени сложилась на основе или поддельных, или значительно видоизмененных документов. Правление династии Чжоу обычно, и не без оснований, делится на три периода. Самый ранний, так называемый период Западной Чжоу, продолжался с момента свержения Шан в 1122 г.до н.э. до 771 г.до н.э. Главная чжоуская столица находилась тогда на западе, на территории нынешней провинции Шэньси, отсюда и название. Потом столицу перенесли на восток, в район современного Лояна, поэтому период с 770 по 256 гг. до н.э. называется "восточночжоуским". Заметим, что период Восточной Чжоу заканчивается раньше, чем период Борющихся царств (последний – в 222 г. до н.э.), ибо линия чжоуских ванов была прервана еще прежде окончательного завоевания Китая государством Цинь. Следующий, с 771 по 464 г. до н.э., получил название "Весны и Осени". Период называется по одноименной книге "Весны и Осени" ("Чуньцю"), авторство которой традиция приписывает самому Конфуцию, хотя и безосновательно. Чрезвычайно скупая историческая хроника описывает период с 722 по 481 г. до н.э., и строго говоря, именно этот промежуток времени и является периодом "Весен и Осеней". Но на самом деле источником практически всех наших знаний о данной эпохе являлется другое сочинение, "Цзо чжуань", отчасти, но только отчасти, представляющее собой комментарий к "Чуньцю". И хотя формально "Цзо чжуань" также начинается с 722 г. до н.э., этот источник содержит информацию и о предыдущих годах. Кроме того, если мы будем отсчитывать период "Весен и Осеней" с 722 г. до н.э., промежуток в 49 лет между его началом и окончанием периода Западной Чжоу у нас останется незаполненным. Поэтому, я достаточно произвольно начинаю период "Весен и Осеней" с 770 г. до н.э. Что касется его завершения, то записи "Чуньцю" завершаются 481 г. до н.э., а записи "Цзо чжуань" – 464 г. до н.э. Я, как и некоторые другие ученые, указываю датой окончания периода "Весен и Осеней" 464 г.до н.э. И, наконец, последний период, длившийся с 463 по 222 г. до н.э. – это период Борющихся царств. Относительно начала этого периода также существуют различные мнения. Я, как и некоторые другие, отсчитываю его с 463 г. до н.э., года, следующего за последней записью в "Цзо чжуань". Заканчивается он с покорением государством Цинь всех остальных китайских государств и установлением династии Цинь в 221 г. до н.э. Таким образом, предшествующий год является последним годом периода Борющихся царств. Казалось бы, о последнем периоде мы должны располагать наиболее полной и достоверной информацией, но увы, дело обстоит далеко не так. И причина тому – само название, "Борющиеся царства". Это было время раздробленности, усугублявшееся соперничеством, дипломатическими интригами и кровавыми войнами. В таких условиях религия, нравы и обычаи предшествующих времен деградировали, а многие и вообще исчезли. И в то же время, это был период важнейших культурных, политических и экономических нововведений, о которых впоследствии почти забыли. Со II века до н.э. и практически вплоть до последнего времени период Борющихся царств считали веком всеобщей слабости и упадка, недостойным даже изучения. Люди последующих поколений с восхищением взирали на правление Западной Чжоу как на "золотой век" единства, мира, порядка и гуманного правления и противопоставляли его именно "мраку" Борющихся царств. Второй период чжоуской династии, Весны и Осени, осуждали как время жестокости и растущего стремления к разъединению, но в целом не считали таким уж "плохим". В конце концов, в последние его годы жил сам Учитель, Конфуций. В немалой степени именно поэтому он удостоился глубокого изучения. Кроме того, у нас есть прекрасный исторический источник, "Цзо чжуань". Во-первых, книга эта очень объемна: в ней насчитывается около 180 тысяч иероглифов, что, учитывая чрезвычайную емкость классического китайского языка, составило бы в несколько раз больший текст на языке, скажем, английском. Она раскрывает перед нами удивительно ясную картину жизни страны двадцать пять столетий тому назад. В ней даются подробные сведения не только по политической и военной истории Китая, но и о культурных институтах, социальных устоях и даже мыслях и чувствах мужчин и женщин столь далекой от нас эпохи. Ее нельзя принимать на веру целиком; конечно, и она не избежала потерь и интерполяций. Но практически все, кто долго работал с этим текстом, абсолютно убеждены в историчности подавляющего большинства материала. Ци Сы-хэ пишет: "Цзо чжуань" является той единственной ниточкой, на которую нанизаны самые значимые моменты эволюции Китая и китайцев в период Весен и Осеней. Если бы у нас не было этого важного источника, весь период утратил бы для нас ясность и привлекательность". К сожалению, источника, подобного "Цзо чжуань", о начальном периоде царствования Чжоу нет. Действительно подлинных и выдерживающих критику источников очень мало, и, кроме того, они дают нам лишь фрагментарные сведения. Но, как мы уже говорили, сохранилось множество документов, на поверку оказывающихся подделками или сильно искаженными версиями оригинальных источников. И некоторые из них одаривают нас несбыточными надеждами. Так, например, есть текст под названием "Чжоу ли", "Чжоуские ритуалы" (другое название, более конкретное – "Чжоуские установления"). Традиция приписывает авторство текста Чжоу-гуну и уверяет, что в нем описаны государственные институты Чжоу. Как говорит Макс Вебер, "в нем изображается весьма схематичная государственная система, функционирующая при рациональном руководстве чиновников". Представлена не только схема государственного управления, но и титулы множества чиновников с подробным изложением исполняемых ими функций. Впечатляет сама масштабность сочинения– немногие книги по искусству управления, созданные до Нового Времени, могут сравниться с ней в плане сочетания глубины проникновения в суть вопроса с изложением мельчайших деталей. Вебер указывает, что выявленная в данном сочинении система управления по своему духу даже более рациональна, чем высокоорганизованная бюрократия ханьского времени. Все это, впрочем, слишком хорошо и красиво, чтобы быть похожим на истину. Тщательный анализ показывает, что текст "Чжоу ли" в том виде, в каком мы имеем его сегодня, не мог быть написан ранее периода Борющихся царств. Несомненно, однако, что "Чжоу ли" написан на основе подлинных сведений об управлении при Западной Чжоу. Поэтому, хотя книга и не может служить источником, на основании которого мы были бы в состоянии сделать вывод о характере управления в период Западной Чжоу, она может оказать существенную помощь в разъяснении тех моментов, которые подтверждаются аутентичными источниками. Тем не менее, мы располагаем некоторыми достоверными материалами западночжоуских времен, немногими, но оттого еще более драгоценными. Мы рассматриваем их, вкупе с другими документами, при анализе оказывающимися менее надежными, в Приложении 1. Сейчас же небесполезно хотя бы вкратце упомянуть о тех материалах, на которых будет основано наше исследование. Первым из них, согласно китайскому традиционному порядку упоминания канонических книг, является изначальный текст "Книги Перемен". Это по сути гадательная книга, из которой можно почерпнуть лишь единичные и случайные сведения по искусству государственного управления. Второй – "Книга документов". В нашем распоряжении – несколько текстов, относящихся преимущественно к самому началу правления Чжоу, сохранившихся в чжоуских архивах и дошедших до наших дней. Однако, они перемешаны со множеством текстов, созданных значительно позднее того времени, которому они приписываются, и с явными подделками. Ученые в течение веков и тысячелетий пытались отделить зерна от плевел. Что касается меня лично, то я принимаю в качестве источников западночжоуской эпохи только двенадцать текстов из "Книги документов". В их число не входят даже те, которые, как правило, принимают даже достаточно критично относящиеся к традиции ученые, но я полагаю, что лучше основывать исследование на тех текстах, которые е вызывают практически никаких сомнений. Под используемым в настоящей книге термином "документы Западной Чжоу" подразумеваются только эти двенадцать текстов. Третья каноническая книга – "Книга стихов". Включенную в эту книгу стихи принадлежат к самым разным жанрам: от беззаботных песен о любви до причитаний о бедах войны и притеснении со стороны продажных чиновников и, наконец, торжественных од, исполнявшихся во время жертвоприношений в государственных храмах. Более чем какая бы то ни было другая книга, она отражает жизнь далеких от нас времен. Относительно даты написания отдельных стихов ведутся споры, но в целом считается, что они были составлены между 1122 и 600 гг. до н.э. Таким образом, все они написаны либо при Западной Чжоу, либо сразу после нее. Наконец, остаются еще надписи на бронзовых сосудах, отлитых в чжоуские времена. Из всех свидетельств эпохи Западной Чжоу именно эти являются самыми важными, самыми трудными для расшифровки и самыми игнорируемыми. А ведь некоторые надписи весьма внушительны, длиннее иных текстов "Шу цзина". Они дают нам ценную информацию о различных аспектах жизни эпохи и, кроме того, по многим вопросам, чрезвычайно важным для нашего исследования, таким как назначение на должность, пожалование земель в удел, войны, интриги внутри самой системы власти, отношения с варварами и так далее. Надписи необычайно трудны для понимания, а порой их и вовсе невозможно прочесть. Ученые иногда совершенно по-разному интерпретируют одни и те же надписи. Каждый, кто принимается за расшифровку на свой страх и риск, практически обречен на неточности и даже ошибки. При все при этом они настолько важны, что ни одно глубокое исследование не имеет права оставить их в стороне. Известны тысячи надписей на бронзе, датируемые периодом Западной Чжоу, но большинство их кратки и не несут никакой информации. Рассмотреть их все было бы просто невозможно. Многие краткие надписи исследовались очень мало или же не исследовались вовсе, отчего вероятность использования "фальшивок" или их непонимания только возрастает. Длинные же надписи в основном проанализированы и исследованы достаточно глубоко. Я использую 184 надписи; большая часть из них опубликована и содержит важные сведения о системе управления Западной Чжоу. Каждая из этих надписей тщательно изучалась как минимум одним, а иногда и многими учеными, признанными знатоками в данной области. Ученые сопоставляли каждую надпись со всей совокупностью известных материалов и только затем удостоверяли ее подлинность. Однако, даже при этом абсолютной гарантированности подлинности надписи нет, ее просто не может быть. Но я полагаю, что среди этих надписей число возможных подделок, если таковые и имеются, невелико. Мы использовали достаточно широкий спектр надписей, и, кроме того, по каждому существенному вопросу старались брать информацию не из одной, а из возможно большего их числа, поэтому, даже если среди надписей и окажутся одна-две "подложных", и в отдельных случаях мы неверно передадим содержание источника, то все равно получится "средняя постоянная", которая не будет вызывать сомнений. Для краткости мы не будем постоянно говорить о "корпусе надписей на бронзе периода Западной Чжоу". Если нет специальных указаний, то "надписи на бронзе периода Западной Чжоу" или просто "надписи" означает не все известные к настоящему моменту , а только те 184 из них, подлинность которых можно считать более-менее доказанной. Некоторые из этих надписей известны уже тысячу лет, другие найдены совсем недавно. История их появления порой захватывающая и удивительная. В одном-единственном тайнике (предположительно относящемся к периоду Чжоу), обнаруженном в 1961 году в провинции Шэньси, было пятьдесят три бронзовых предмета. На одиннадцати из них имелись надписи, значительно расширившие наши познания. Мы узнали много нового о далекой стране и эпохе не только благодаря археологическим находкам, но и благодаря кропотливому и самоотверженному труду ученых. Теперь, когда мы располагаем не только дошедшей до нас литературой, но и расшифрованными надписями на бронзе, дополняющими ее и проливающими свет на "темные" пятна истории, перед нами предстает совершенно другая династия Чжоу, во многих важных, а порой и фундаментальных аспектах отличающаяся и от изображаемой в традиционной китайской истории, и от той, что создавалась воображением даже в высшей степени критично настроенных ученых в течение первой половины ХХ столетия. Традиционная китайская историография убеждена в истинности легенд о Западной Чжоу: чжоуские правители получили Мандат Неба на спасение людей от страданий, на которые их обрекало царствование последнего жестокого шанского владыки. Поскольку чжоусцы обладали добродетелью, шанская армия им едва сопротивлялась; а когда порочную шанскую династию свергли, в стране царило всеобщее ликование. После этого чжоусцы послали по всем направлениям военные отряды, и практически все с готовностью приветствовали их гуманное и культурное правление. Через несколько лет династия Шан, объединившись с варварами, попыталась вернуть себе власть, но опять потерпела поражение. В государстве утвердился мир, длившийся, за отдельными исключениями, до самого конца Западной Чжоу, когда правители вновь утратили добродетель. Народ поднял восстание, и первый этап династийного цикла подошел к концу. Согласно традиции, под непосредственным управлением чжоуских ванов находилась лишь ограниченная территория домена правящего дома, в остальных же землях властвовали удельные князья, получавшие их от самого чжоуского вана. Многие князья приходились ему близкими родственниками или так или иначе были связаны с правящим домом. Другие же представляли местные кланы. Они подчинились новой династии и потому получили право на удельное правление в качестве чжоуских вассалов. Чжоусцы создали высокорганизованную систему управления, описанную в "Чжоу ли": верховный правитель осуществлял контроль над всей страной, но не вмешивался во внутренние дела феодальных государств. У чжоуского вана было шесть армий, в то время как даже самое крупное феодальное государство не могло выставить более трех; тем не менее, армии всех государств в совокупности превосходили по численности армию правителя. Однако, власть вана покоилась не столько на военной мощи, сколько на отношениях (кровных и брачных) с вассалами и, прежде всего, на славе предков и его собственной добродетели. Таким образом, утверждает традиция, правители Западной Чжоу с самого начала царствования династии держали в своих руках нити управления огромной страной, границы которой на западе простирались за пределы изначального удела Чжоу на территории нынешней провинции Шэньси, на севере – до современного Пекина, на юге – за бассейн Янцзы, а на востоке – до Желтого моря. Несмотря на отдельные случаи нападения диких варваров на пограничные земли, чжоуские ваны благодаря своей добродетели и гуманному правлению твердо стояли на ногах до тех пор, пока добродетель не иссякла и династия Чжоу, как и все прочие династии, не подошла к критическому рубежу. В ХХ столетии, со стороны многих ученых, как китайских, так и западных, стали раздаваться призывы изменить традиционные подходы к истории. Все сходились на том, что сами условия периода Западной Чжоу не позволяли осуществлять централизованное управление в сколько-нибудь значительной степени. Анри Масперо заявил даже, что "в Китае того времени...создание настоящего государства все еще не было возможным". По мнению большинства ученых, Западная Чжоу представляла собой не единую империю, а группу в значительной степени независимых владений удельных князей, находившихся под сюзеренитетом вана. Власть правителя за пределами чжоуского домена была незначительной, и зависела она преимущественно от его способности сохранить благорасположение удельных князей. Многие ученые полагали, что ничего даже отдаленно напоминающую государственную машину, описанную в "Чжоу ли", в те далекие времена существовать на могло. Не было кодекса законов, о деньгах в подлинном смысле слова не знали или почти ничего не знали, торговля если и велась, то в весьма ограниченном масштабе. Едва ли правомерно предполагать, что в такой обстановке правитель мог реально контролировать положение дел на столь большой территории. Конечно, абсолютного согласия среди ученых тоже не наблюдалось, а по поводу конкретных вопросов взгляды их порой разнились весьма значительно. Но в целом все сходились во мнении, что чжоуские завоевания не могли быть столь обширными, как о том говорит традиция, и что государство Западной Чжоу изначально занимало куда меньшую территорию, а самые отдаленные земли оно присоединило уже значительно позднее, в ходе постепеного процесса консолидации. Я сам долгое время разделял так называемый "критический подход" к Западной Чжоу, естественно, придерживаясь собственных взглядов на те или иные конкретные вопросы. Теперь, в свете новых научных открытий, оглядываясь назад, я не могу не отметить, что и традиционный, и критический подход не свободны от ошибок и упущений, которые в свое время не были замечены, но которые должны быть выявлены. Несомненно, что условия для образования единой империи были далеки от идеальных. Тем не менее, согласно всем без исключения источникам, Чжоу в течение трех с половиной столетий (или даже пусть двух с половиной, если мы примем самую позднюю из предполагаемых дат покорения Шан) пользовалась авторитетом и реально управляла огромной территорией. Об этом, в частности, свидетельствует "Ши цзин", источник, весьма заслуживающий доверия. В течение тысячелетий правление Западной Чжой приводилось как первый имевший место в действительности образец стабильности и осуществления твердого контроля над страной без излишней жестокости. Причем столь высокую репутацию Западная Чжоу получила не только в последующие столетия, но практически сразу же после того, как сошла с исторической сцены, и не только в собственно китайской культуре, но и за ее пределами. Едва ли, таким образом, правомерно отрицать, что слава и высокая репутация Чжоу была хотя бы в какой-то степени заслуженной. Как же тогда управляли властители Западной Чжоу? Если мы отказываемся верить в то, что они имели централизованный бюрократический аппарат, то согласимся ли мы, вслед за традиционалистами, что они правили исключительно посредством добродетели? И ученые-традиционалисты, и ученые-критики склонны полагать, что власть чжоуских правителей ограничивалась территорией домена правящего дома, и что они не обладали военной силой, которая позволила бы им подавить любые попытки мятежа со стороны вассалов. Если принять эту точку зрения, то получится, что династия, не имевшая системы централизованного управления и большой армии, на протяжении трех столетий удерживала под своей властью обширные земли и вдобавок сумела избежать серьезных потрясений. Стоит лишь бросить взгляд на то, что происходило в феодальной Европе, да и в позднейшей истории Китая, чтобы признать – подобное по крайней мере маловероятно. Новые сведения, полученные из недавно обнаруженных и в ходе детального изучения давно известных надписей на бронзе, не подтверждают точку зрения слишком доверяющих традиции ученых относительно размеров государства Западной Чжоу. Очевидно, что обширные территории долины Янцзы, которые, согласно традиции, Чжоу контролировала, на самом деле оставались вне сферы ее влияния. Но с другой стороны, некоторые ее достижения, прежде казавшиеся немыслимыми, теперь можно признать реальным фактом. Так, например, продвижение чжоуского государства уже на начальном этапе далеко на северо-восток, в земли, окруженные свирепыми варварами, удостоверяется находками множества бронзовых предметов с надписями в этом районе. Несмотря на все трудности, Чжоу, по-видимому, удерживала эту территорию. Одним из самых удивительных аспектов истории Западной Чжоу, проясненных последними находками, является убедительно подкрепленный источниками факт военной мощи чжоуских ванов. Подготовке и состоянию армии уделялось самое пристальное внимание. Государство Чжоу часто подвергалось набегам, и тогда армия отправлялась в военный поход, причем нередко под личным руководством правителя. Когда угроза со стороны варваров становилась действительно серьезной, за дело бралась регулярная армия правителя, а не войска удельных князей. Впрочем, об этом свидетельствует и "Ши цзин". Но надписи дают больше информации, и она весьма интересна. У правителя – в противоположность общепринятому мнению – были постоянные армии, как минимум четырнадцать. Они располагались в гарнизонах и отправлялись туда, куда укажет верховный правитель. Кроме того, специальные посты и разъезды защищали и патрулировали все главные дороги. При этом ни в "Ши цзине", ни в надписях нет никаких указаний насчет каких-либо ограничений права чжоуского вана использовать войска по своему усмотрению и посылать их туда, куда он сочтет нужным. И похоже, что дело обстояло таким образом с восшествия династии на престол практически до окончания периода Западной Чжоу. Тот факт, что правители Западной Чжоу опирались преимущественно на военную силу, признается большинством ученых, знакомых с новыми материалами. Факт этот сам по себе должен иметь важные последствия, которые пока еще мало исследованы. Чрезвычайно существенный момент – финансы. Содержание профессиональной армии на огромной территории в течение длительного времени требует значительных материальных затрат. Вряд ли отдаленные гарнизоны – особенно если учитывать примитивную технику ведения сельского хозяйства – могли полность жить за счет государства, не вызывая при этом недовольства со стороны населения. О ропоте же народа источники ничего не говорят. Даже для того, чтобы удовлетворять только нужды армии, чжоуские ваны должны были иметь систему сбора налогов и распределения расходов куда более совершенную,чем та, что, по мнению ученых-критиков, могла существовать тогда. Ходили ли в чжоуском государстве "деньги" или нет, но какая-то система кредитования должна была существовать. Из источников вытекает и еще один важный момент. Несмотря на то, что правитель обладал большой армией, нигде нет и намека на то, что власть его держалась исключительно на грубой военной силе. Источники единогласно свидетельствуют как раз об обратном. Едва ли мы вправе принимать на веру традицию, убеждающую нас, что авторитет и власть правителя и социальная гармония покоились на его добродетели. Очевидно, что правитель и его чиновники контролировали положение дел в удельных царствах в гораздо большей степени, чем принято полагать. А значит, должен был существовать управленческий аппарат, наделенный конкретными полномочиями. Конечно, он едва ли представлял собой ту в высшей степени развитую административную машину, которая изображена в "Чжоу ли". Но несомненно, что он обязан был быть достаточно профессиональным и эффективным. Надписи сообщают нам немало нового и о системе правосудия в чжоуском государстве. В любом крупном государстве, подобном созданному династией Чжоу, неизбежно возникают разногласия по вопросу обязательств и налогов, столкновения личных интересов и многие другие проблемы. Поэтому, для предотвращения возможного недовольства, необходимо было как-то улаживать все эти вопросы в справедливом и удовлетворяющем людей порядке, а для этого требуется действенное законодательство. Настоящая книга по-преимуществу задает вопросы источникам. Кем были чжоусцы, и как им удалось создать великое государство? Какие у нас есть основания предполагать, что у них была прекрасно организованная и централизованная система управления? Имели ли они свою финансовую систему и свое законодательство? К сожалению, источников, которые давали бы ответы на эти и многие другие вопросы, значительно меньше, чем нам хотелось бы. А в некоторых случаях сведения их столь скудны, что нам ничего не остается , как расписаться в незнании. Правда, по некоторым важным вопросам мы располагаем столь обильными материалами, что можем делать выводы с очень высокой степенью вероятности. Картина жизни династии Чжоу, нарисованная в данном исследовании, не смогла бы появиться на свет без кропотливого и блестящего труда ученых, занимавшихся этими вопросами. Однако, я не склонен безоговорочно принимать концепции, какому бы авторитетному лицу они ни принадлежали, пока не будут найдены источники, их подтверждающие. Именно на многолетнем изучении источников и основан наш труд, посвященный Западной Чжоу. Я же пытаюсь идти обратным путем. Сперва я старался, насколько это возможно, воссоздать подлинную картину событий только на базе источников, без учета традиционной ее версии и поздних сочинений. И лишь затем я сравнивал с последними то, что получилось. Если расхождения оказывались достаточно большими, я отбрасывал поздние материалы. Но что удивительно, очень часто свидетельства подлинных источников, существенно отличающиеся от традиционной трактовки, находят подтверждение в этих самых материалах. Так, например, "Чжоу ли" иногда дополняют надписи на бронзе таким образом, что почти не остается сомнений: автор или авторы этого сочинения должны были иметь в своем распоряжении убедительные свидетельства самой эпохи Западной Чжоу. Некоторые мои выводы по фундаментальным вопросам отличаются – и порой весьма существенно – от известных мне взглядов других ученых. Наши сведения о Западной Чжоу далеко не полные, и, кроме того, они постоянно пополняются. В будущем, несомненно, можно будет нарисовать более отчетливую и ясную картину великой династии, чем сегодня. Но достичь абсолютной достоверности по всем вопросам вряд ли когда-нибудь удастся. Концепцию настоящей книги следует считать отчасти гипотетической. Но я надеюсь, что она будет еще одним – пусть небольшим – шагом по направлению к истине. |