Танахаси
Путь к пробуждению:
главные сочинения наставника Догэна

CОДЕРЖАНИЕ

Вступление
Устремленность к пробуждению

Основатель одной из ранних дзэнских монашеских общин Японии Эйхэй Догэн написал для своих учеников множество сочинений. С течением времени оригиналы и рукописные копии его трудов оказались рассеянными по различным монастырям страны. Однако, благодаря усилиям ученых, как классической традиции, так и современных, было опубликовано критическое издание, в котором сопоставляются и сравниваются варианты всех известных трудов Догэна. Благодаря ему они теперь доступны для исследования. Теперь жизнь выдающегося монаха XIII cтолетия можно реконструировать в высшей степени подробно, главным образом, на основании сведений, содержащихся в его сочинениях. В нашу книгу включены сочинения, наиболее ярко отражающие духовный рост их автора. В дальнейшем мы попытаемся, насколько это возможно, предоставить слово самому Догэну, тем самым позволив ему рассказать о своей жизни. Тем не менее, при необходимости мы будем обращаться за сведениями к трем наиболее известным из ранних биографий наставника, которые были созданы спустя уже более ста лет после его смерти.

Сам Догэн ничего не сообщает ни о своей семье, ни о своей жизни до того, как он стал монахом. Он говорит просто: "В юности я любил проводить время за чтением книг, не связанных непосредственно с учением Будды".

Если верить ранним биографиям, Догэн родился в 1200 году неподалеку от столичного города Киото. Он происходил из знатной семьи и, как считали, был незаконнорожденным сыном весьма влиятельного при императорском дворе человека, который умер, когда Догэн был еще младенцем. Когда Догэну было восемь лет, умерла и его мать. Подразумевая, быть может, именно эти несчастья, обрушившиеся на него в раннем детстве, Догэн говорит: "Осознав непостоянство жизни, я стал направлять сознание на поиск пути". В тринадцать лет он посетил монаха Рёкана, жившего в хижине у подножия горы Хиэй к востоку от Киото. Так началась его монашеская жизнь. На следующий год официальный постриг совершил Коэн, главный наставник школы Тэндай. Возможно, именно Коэн назвал посвященного Буппо Догэн, что означает "Учение Будды, Путь, Исток".

В ту пору Тэндай и Сингон были самыми влиятельными буддийскими школами в Японии. В школе Сингон практиковались в основном эзотерические учения, тайно передаваемые версии тантрического буддизма, и особое внимание уделялось молитвам и ритуалам, посвящавшимся божествам-покровителям, обладавшим сверхъестественным обликом. Учение школы Тэндай, наследницы китайской Тяньтай, было, пожалуй, наиболее глубоким в сравнении с остальными школами. В него входили как эзотерические, так и экзотерические (т.е. не-тантрические) практики. Тысячи монахов жили в хижинах и монастырях на горе Хиэй, которая являлась центром буддизма Тэндай. Здесь культивировались самые разнообразные буддийские практики, равно как и академические занятия.

Поистине для японского буддизма это было "темное и смутное" время. Все высшие посты в тэндайской иерархии занимали выходцы из аристократических семей. Храмы боролись и соперничали друг с другом за покровительство императорского двора, предлагая в качестве "благодарности" свои особые магические молитвы. На горе Хиэй располагалась одна из самых сильных в стране монашеских армий, которая часто принимала участие в боевых действиях против других монастырей и оставляла после себя пепелище. Славилась армия Тэндай и постоянными воинственными шествиями в самой столице, целью которых было принудить правительство выполнить ее требования.

Согласно буддийским текстам, пятисотлетний период после ухода Шакьямуни был Эпохой Истинного Учения, за которой последовали еще пять столетий Подражательного Учения. А затем наступил Век Упадочного Учения. Многие японские буддисты полагали, что эта последняя эра, в которой нет ни истинной практики, ни пробуждения, наступила в 1052 году. Именно упадку учения люди приписывали все беды: голод, эпидемии, хаос в обществе и войны. Среди тех, кто утратил надежду на обретение пробуждения в этом погрязшем в невежестве и грехах мире, распространилась вера в возрождение в Чистой Земле. Монах Хонэн разработал уникальную интенсивную практику распевания имени Амитабхи, будды Чистой Земли, и нашел множество преданных последователей. Почувствовав угрозу своему положению со стороны нового духовного движения, тэндайская община оказывала постоянное давление на императорское правительство и наконец в 1207 году добилась высылки из Киото Хонэна и его знаменитого ученика Синрана.

После прохождения начального этапа обучения и занятий сутрами Догэн покинул гору Хиэй. Позднее он вспоминал: "Как только меня посетила мысль о пробуждении, я начал отдавать все силы поиску Дхармы, посещая учителей в различных частях страны". Нам неизвестно, с кем конкретно он встречался; определенно мы знаем только о посещении им Коэна, верного приверженца Хонэна и настоятеля монастыря Ондзё, известного центра эзотерических практик школы Тэндай. В последующем Догэн вспоминал: "Покойный настоятель Коэн говорил: "Сознание пути можно обрести только после того, как поймешь, что одна-единственная мысль охватывает все существование в трех тысячах миров". Итог первым четырем годам своих исканий Догэн подводит сам: "Я обрел некоторое понимание принципа причинно-следственной зависимости; однако я был не в состоянии прояснить подлинный источник Будды, Дхармы и Сангхи. Я видел лишь внешние формы — знаки и названия".

Догэн продолжает: "Потом я вступил в обитель Эйсая, дзэнского наставника Сэнко, и здесь впервые услышал о школе Линь-цзи". Мёан Эйсай, дважды побывавший в Китае и получивший печать Дхармы от наставника Сюань Хуай-чжана, был одним из первых проповедников дзэн-буддизма в Японии. Но, поскольку институты школы Тэндай подавляли всякие новые направления в буддизме, он был вынужден, наряду с дзэн, обучать и уже широко распространившимся практикам. Догэн посетил Эйсая в монастыре Кэннин в Киото, одном из трех, им основанных, около 1214 года. В ту пору Эйсаю было семьдесят четыре года; в следующем году он умер.

В 1217 году Догэн стал учеником Буцудзю Мёдзэна, преемника Эйсая на посту настоятеля монастыря Кэннин. Можно предположить, что Мёдзэн обучал Догэна коанам, ведь именно таков был главный метод школы Линь-цзи. Коан представляет собой яркую историю о каком-нибудь из великих наставников, указывающую на пробуждение, которую ученики постигают под личным руководством наставника. Постижение коана открывает путь к непосредственному, неинтеллектуальному, переживанию недвойственности вещей. В 1221 году Догэн получил у Мёдзэна свидетельство о том, что он обрел истинное понимание.

Тем временем огромное впечатление произвела на Догэна кровавая драма, жертвами которой стали некоторые представители придворной знати, принадлежавшие к его семье. В 1221 году, после затяжной борьбы между императорским двором Киото и властями сёгуната в Камакура, бывший император Готоба попытался вернуть себя власть. Они приказал армиям горы Хиэй и других монастырей напасть на войска сёгуната. Однако восставшие быстро потерпели поражение. Лидеры заговора были казнены в Киото, а Готоба и еще два бывших императора сосланы в отдаленные области страны.

Мёдзэна глубоко почитали в Киото, он даже давал "наставления бодхисаттвы" бывшему императору Готакакура, но при этом понимал необходимость обретения более глубокого понимания. Поскольку Китай был единственным местом, где можно было учиться подлинному дзэн-буддизму, он решил последовать примеру Эйсая и отправиться в Срединное государство. Молодому, но уже проявившему незаурядные способности ученику монастыря Кэннин Догэну разрешили сопровождать Мёдзэна.

Из-за трудностей навигации торговые корабли между Японией и Китаем курсировали крайне нерегулярно, порой интервал доходил до нескольких лет. Как только Мёдзэн и его спутники подготовились к путешествию, заболел первый учитель Мёдзэна Мёю и попросил своего ученика остаться. Мёдзэн собрал своих спутников и спросил их мнение. Все они, в том числе и Догэн, высказались за то, чтобы Мёдзэн остался. Но Мёдзан возразил: "Хоть это и идет против воли учителя, но, если я смогу осуществить свою мечту — добраться до Срединного государства и раскрыть пробуждение — это может помочь постичь путь многим людям". Так, оставив Мёю на попечение других учеников, Мёдзэн получил разрешение на путешествие от правительства Камакура. Документ был скреплен печатью императорского двора.

Поиски в Китае

Мёдзэн со своими спутниками — Догэном и еще двумя учениками — покинул японский порт Хаката, что на острове Кюсю, во втором месяце 1223 года. Через два месяца корабль прибыл в один из крупнейших портов Поднебесной — Цинъюань, провинция Чжэцзян. Вспоминая об этом путешествии, Догэн писал: "Наш путь, во время которого я вверял свое иллюзорное тело вздымающимся волнам, наконец подошел к концу".

Первая встреча Догэна с китайским дзэн-буддизмом произошла уже в следующем месяце, когда он все еще находился на корабле, ожидая разрешения на поездку в монастырь. К тому времени Мёдзэн, признанный дхармовым наследником Эйсая, уже покинул корабль и был принят в монастыре. Один старый монах, главный повар близлежащего монастыря, поднялся на корабль, чтобы купить сушеных грибов. Немного побеседовав с ним, Догэн сказал: "Почтенный главный повар, почему вы, вместо того, чтобы отдавать все силы постижению практики медитации (дзадзэн) и изучению слов древних наставников, отнимаете у себя время тем, что занимаете пост главного повара и просто трудитесь?" Старый монах рассмеялся и ответил: "Добрый чужестранец, ты еще так и не понял ни практики, ни смысла того, о чем говорили древние наставники". Догэн был удивлен и пристыжен.

Самые известные китайские дзэнские монастыри, известные как "Пять Гор", находились в провинции Чжэцзян, куда и прибыл Догэн. Он посетил один из них, монастырь Цзиндэсы на горе Тяньтуншань, или иначе Тайбошань. Вскоре он обратил внимание, что окружавшие его монахи скатывают свои дхармовые одежды, кладут себе на голову, а потом, сложив руки, распевают стихи: "Как величественно! Одеяние освобождения..." Впервые увидев этот торжественный ритуал, Догэн поклялся самому себе: "Каким бы негодным я ни был, я обязательно стану подлинным наследником учения Будды, получу печать истинной Дхармы и, преисполнившись сострадания, покажу моим землякам истинно переданные дхармовые одежды патриархов".

Настоятелем монастыря Цзиндэсы был У-цзи Ляо-пай, дхармовый наследник Да-хуэй Цзун-гао, одного из самых влиятельных сторонников практики коанов в школе Линь-цзи. За полтора года обучения в общине Ляо-пая Догэн познакомился со многими официальными монастырскими практиками. Потом, в поисках подлинного наставника, он начал посещать и другие монастыри.

В начале 1225 года Догэн отправился к настоятелю монастыря Ваньняньсы, что на горе Тяньтай, по имени Юань-цзы, который показал Догэну свое свидетельство об унаследовании Дхармы, после чего добавил: "Следуя дхармовым предостережениям патриархов, я никогда не показывал этого даже самому ближайшему ученику и своему секретарю, уже много лет работающему у меня. Но пять дней назад мне приснился сон: старый монах подает мне ветку сливы и говорит: "Если придет истинный человек, прибывший на корабле, не утаивай этих цветов". Вот почему я показал тебе этот документ. Желаешь ли ты унаследовать Дхарму от меня? Если так, я не буду отказывать". К тому времени Догэн уже знал о том огромном значении, которое китайская буддийская традиция придает свидетельствам о подлинном унаследовании, которые являются доказательством завершения обучения и преемственности линии Дхармы. Чаще всего их тщательно хранили и никому не показывали, но Догэну удалось увидеть некоторые из них и внимательно изучить. Тронутый тем, что Юань-цзы предложил передать Дхарму именно ему, Догэн поклонился, зажег ладан и... отказался.

Чем больше Догэн знакомился с тем, что происходило в монастырях главного чаньского центра Поднебесной, тем более он разочаровывался. Вот что пишет он в своем дневнике: "Ныне главные наставники различных монастырей говорят, что только непосредственный опыт без всякого разбора — слышать неслышимое и видеть невидимое — есть путь патриархов. Поэтому они поднимают вверх то кулак, то метелку, кричат или бьют учеников палкой. Такое учение никоим образом не помогает людям обрести пробуждение. Кроме того, учителя эти не позволяют ученикам спрашивать о сущности наставлений Будды и не советуют следовать практикам, нацеленным на принесение плодов в будущем перерождении. Разве эти наставники действительно учат пути патриархов?"

Догэн стал свидетелем и явного разложения монашеских практик. Даже свидетельства об унаследовании Дхармы, которые, казалось бы, следует беречь как зеницу ока, давались тем, кто по своему уровню явно не соответствовал этому. Монахи старались получить документ у тех известных наставников, которые до того уже выдавали дхармовые свидетельства вассалам императора. Старые монахи порой давали взятки государственным чиновникам, чтобы занять пост настоятеля в каком-нибудь монастыре.

В 1225 году до Догэна дошли сведения, что Жу-цзин, прежде бывший настоятелем монастырей Цинлянсы и Цзинцысы, недавно стал настоятелем монастыря Цзиндэсы на горе Тяньтуншань, первого монастыря, в котором после прибытия в Китай останавливался Догэн. Жу-цзин принадлежал к школе Цаодун, в которой преимущественное внимание уделялось не коанам, а сидячей медитации. Он слыл строгим и подлинным учителем, принимал в свою обитель отнюдь не всех подряд и часто изгонял тех, кто не отличался усердием и упорством в учении. Догэн вернулся на гору Тяньтуншань. Хотя во всех практиках он принимал участие наравне с другими монахами, он написал Жу-цзину письмо, в котором объяснял, с какой целью он прибыл из Японии, и просил разрешения на статус ученика, имеющего право являться в покои настоятеля для получения наставлений. Письмо Догэна произвело большое впечатление на Жу-цзина, который, должно быть, уже слышал от монастырских чиновников об удивительных способностях чужеземца. Жу-цзин написал ответное письмо, в котором давал свое разрешение: "Конечно, отныне ты можешь приходить неофициально и задавать вопросы, в любое время дня и ночи. Не беспокойся о приличиях; мы можем быть как отец и сын".

В первые день пятого месяца 1225 года Догэн в первый раз вошел в покои настоятеля и встретился с Жу-цзином. Жу-цзин лично подтвердил свое признание и сказал: "Дхармовые врата непосредственной передачи от будды к будде, от патриарха к патриарху теперь распахнуты".

В это радостное для него время Догэн понес тяжелую утрату: в двадцать седьмой день того же месяца умер от болезни Мёдзэн. В течение восьми лет он был не только наставником Догэна, но и спутником в странствиях и другом в поисках истины.

Выразив Жу-цзину свое сомнение относительно распространившейся в то время среди наставников тенденции "передавать знания помимо сутр" и не поощрять постижение учениками учения Будды, Догэн попросил его высказать свое мнение. Жу-цзин сказал: "Великий путь патриархов не заботит ни внутреннее, ни внешнее... Вот уже долгое время мы идем вслед за Буддой. Как мы можем придерживаться взглядов, находящихся вне пути Будды? Говорить ученикам о силе и значении настоящего момента как единственного — это искусное учение патриархов. Однако это не означает, что практика в будущем не будет иметь никаких последствий". Тем самым Жу-цзин продемонстрировал, что он является идеальным наставником для Догэна, который искал такого дзэн-буддизма, который бы в полной мере вмещал в себя учение Будды, зафиксированное в сутрах.

Во время весьма сурового курса обучения Догэн задавал Жу-цзину множество других вопросов, задавал в почтительной, но при этом как бы бросавшей вызов манере, показывая не только свою искренность, но и свою образованность. Жу-цзин не сомневался, что сам он является аутентичным продолжателем подлинной дзэнской традиции, и Догэн всеми силами стремился к тому, чтобы пережить в опыте сокровенную суть его учения. Практика его достигла своей кульминации в один из дней, когда, погрузившись в дзадзэн в монашеском зале, он слушал наставления Жу-цзина. Вспоминая о пережитом опыте, Догэн говорил: "Услышав слова Жу-цзина об "умерщвлении", я обрел путь Будды". Во второй половине 1227 года, завершив обучение у Жу-цзина и получив от него свидетельство об унаследовании Дхармы, Догэн вернулся на родину, чтобы учить своих соотечественников. Четырехлетний период пребывания в Китае закончился.

Надежда на возрождение

В десятом месяце 1227 года, вскоре после возвращения в общину монастыря Кэннин в Киото, Догэн писал, что он привез в Японию останки Мёдзэна. В том же году он написал на изысканном литературном китайском языке короткое сочинение "О рекомендации дзадзэн всем людям", которое можно назвать своеобразным манифестом. Фактически оно стало декларацией, возвестившей появление в Японии новой буддийской практики, основанной на том понимании традиционного дзэн-буддизма, которое Догэн обрел за годы ученичества в сунском Китае. В ту пору Догэну было двадцать восемь лет.

В следующем году в Японию прибыл монах по имени Цзи-юань с горы Тяньтуншань и сообщил Догэну о смерти Жу-цзина. В 1230 году, под давлением главных иерархов школы Тэндай, Догэна вынудили покинуть Киото. В тот год, ознаменовавшийся страшным голодом по всей стране, когда улицы многих городов были просто усыпаны телами умерших, Догэн обосновался в маленьком храме в Фукакуса, деревушке в окрестностях Киото. В тиши и покое он писал дхармовые сочинения на японском языке. В следующем году он суммаризировал свое учение в досточно обширном сочинении под названием "Об устремленности к Пути", которое позднее вошло в "Сокровищницу ока истинной Дхармы". В нем он писал: "Я вернулся в Японию с надеждой распространять учение и пробуждать чувствующие существа — нелегкую ношу взвалил я на свои плечи. Однако я отложил намерение добиться того, чтобы учение мое утвердилось повсюду до тех пор, пока не начнется возрождение. Тем не менее, быть может, мне попадутся настоящие ученики, не озабоченные ни славой, ни выгодой, которые позволят своим мыслям о пробуждении вести их. Бездарные учителя могут сбить их с толку и помешать обрести правильное понимание... Я испытываю беспокойство за их судьбу, а потому хотел бы показать, какие правила и устои распространены в монастырях Великой Сун, свидетелем которых стал я сам, а также те глубокие принципы учения, которые передал мне мой наставник".

В своем сочинении Догэн подчеркивает, что учение Будды доступно в равной степени и мужчинам, и женщинам, и знатным, и низким, и мирянам, и покинувшим дом и семью. Отвергая широко распространенное мнение, что в эпоху Упадка Дхармы необходимы и соответствующие практики, он говорит: "Подлинное учение Большой Колесницы не разделяет течение времени на три периода: Истинного, Подражательного и Упадочного учения. Оно утверждает, что все практикующие обретут путь".

Весной 1233 года Догэн создал в Фукакуса небольшой зал для занятия практикой, который назывался "Каннондори Косё Хорин-дзи", "Монастырь ведущей за собой силы Авалокитешвары, воспитания совершенномудрых и леса сокровищ". В восьмом месяце того же года он написал сочинение "Об актуализации фундаментального начала" и отдал его ученику-мирянину Косю Ё. На следующий год в общину Догэна пришел монах Эдзё, ученик дзэнского наставника Экана. Эдзё был на два года старше Догэна.

Основу учения Догэна, которое он проповедовал на протяжении всей жизни, составили выбранные им из различных китайских текстов древние дзэнские истории. Собрание из трехсот таких рассказов составило книгу, названную "Сокровищницей ока истинной Дхармы". Предисловие к ней датируется 1235 годом. (Ныне этот текст называется "Китайская версия сокровищницы ока истинной Дхармы", чтобы не путать его с главным трудом Догэна, носящим такое же название.)

В двенадцатом месяце того же года Догэн написал письмо, в котором просил средств на строительство зала для занятий в монастыре Косё Хорин. В десятом месяце следующего года строительство было закончено. Через два месяца Эдзё был назначен старшим монахом и начал проводить дхармовые беседы. В 1237 году Догэн написал свои "Наставления для главного повара", а в 1240 году — "Сутру гор и рек", "Время-существование", "Силу одеяния" и "Звуки долины, цвета горы".

В 1241 году к общине Догэна присоединился монах Экан, главный наставник японской школы Дарума (Бодхидхармы). Эта дзэнская школа была основана Нонином более чем за пятьдесят лет до того. Экан, ученик Какуана и дхармовый брат Эдзё, привел с собой множество учеников, среди которых были Гикай, Гиин и Гиэн. В этом году Догэн выступил более чем с пятьюдесятью официальными проповедями. Следующие пять лет стали самым плодотворным периодом в биографии Догэна. В 1241 году он написал десять глав "Сокровищницы ока истинной Дхармы", в том числе "Свидетельство о наследовании", "Природу Будды" и "Чудеса". Среди написанных в 1242 году сочинений: "Выход за пределы Будды", "Непрерывная практика", "Постижение Пути через тело и сознание" и "Во сне выражать сон".

В двенадцатом месяце 1242 года, в доме господина Ёсисигэ Хатано, высокопоставленного чиновника в окружении губернатора Киото, назначенного правительством Камакура, Догэн представил короткий текст "Гармоничной деятельности". По-видимому, примерно в то же время Хатано попросил Догэна создать большой монастырь для обучения монахов в своей родной провинции — Этидзэне.

Община в горах

В середине 1243 года Догэн отправился в одну из деревень, спрятавшуюся глубоко в горах в области Сиби, в провинции Этидзэн, что на берегу Японского моря, к северо-востоку от Киото. Он взял с собой Эдзё и других своих ближайших учеников, оставив монастырь Косё на попечение Сэннэ. Догэн продолжал много писать — под его кистью родились новые главы "Сокровищины ока истинной Дхармы", которые он представил своей общине во время бесед в маленькой хижине поблизости от горы Ямаси и в монастыре Ёсиминэ. Иногда он выступал с проповедями в двух местах в один и тот же день.

С продвижением строительства монастыря Дайбуцу (Великий Пробужденный), мечты Догэна о создании первого в Японии полномасштабного дзэнского монастыря понемногу обретали зримое воплощение. Постройка его началась в седьмом месяце 1244 года. Дхармовый зал был закончен в девятом месяце, а монашеский зал — в десятом. Главным поваром Догэн назначил Гикая. В 1245 году Догэн написал сочинение под названием "Метод практикования Пути" — подробное руководство по монашеской жизни — намереваясь тем самым помочь ученикам побыстрее усвоить весь спектр дзэнских практик. После этого собственно философских сочинений Догэн стал создавать уже меньше.

Настоятель монастыря обычно выбирал себе в качестве имени либо название самого монастыря, либо название горы, на которой монастырь находился. Так, в это время Догэн взял себе имя Дайбуцу, Великий Будда. Но он, несомненно, чувствовал, что столь громкое имя создает некоторую неловкость. По-видимому, это явилось одной из причин его решения изменить название монастыря. В пятнадцатый день шестого месяца 1246 года Догэн переименовал монастырь в "Эйхэй" (японское произношение китайского "Юнпин" — согласно традиции, именно в десятом году правления под девизом Юнпин (67 г. н.э.) в Китай пришел буддизм). В своей проповеди он говорил: "На Небе наверху и на Земле внизу это самое место есть Эйхэй (Вечный Мир)". В том году он выступил перед общиной более чем с семьюдесятью официальными беседами.

Вскоре было завершено произведение под названием "Руководства для чиновников монастыря Эйхэй". Все больше и больше времени Догэн отдавал обучению небольшого числа монахов, которым суждено будет нести Дхарму будущим поколениям. В "Оставлении дома", одной из глав "Сокровищины ока истинной Дхармы", прочитанной общине в девятом месяце того же года, Догэн страстно говорит: "Вы должны ясно понимать, что обретение пути будд и патриархов есть не что иное, как оставление дома и принятие заповедей... Обрести высшее пробуждение может только тот, кто оставил дом и принял заповеди. До того, как человек покинет мир, обрести пробуждение невозможно".

Между тем, время от времени Догэн принимал приходивших к нему посетителей-мирян из Киото и близлежащих городов и беседовал с ними о Дхарме. В 1247 году, по просьбе регента Ходзё Токиёри, главы военного правительства и первого лица государства, он покинул монастырь и отправился в очень долгое путешествие на восток, в Камакура. Во время своего шестимесячного пребывания в Камакура он, по-видимому, жил в мирской обители, в доме своего главного покровителя Ёсисигэ Хатано.

Если верить биографам, Догэн давал наставления разным людям, в том числе и самому Токиёри. Регент просил Догэна остаться и открыть в Камакура монастырь, но Догэн отклонил предложение. От этого периода его жизни не осталось практически никаких сочинений, за исключением десяти стихотворений, которые наставник вручил жене Токиёри. Очевидно, визит в Камакура принес Догэну разочарования, поскольку он не имел возможности обсуждать глубинные вопросы учения со своими высокопоставленными учениками. Вернувшись в третьем месяце 1248 года в монастырь Эйхэй, он собрал общину и сказал: "Я отсутствовал свыше полугода — одинокая луна в великой пустоте".

К высшей простоте

В течение пяти лет, с 1248 по 1252 годы, Догэн каждый год выступал более чем с пятьюдесятью проповедями. Он написал дальнейшее руководство по монашеской жизни. Хотя за это время не появилось новых глав "Сокровищницы ока истинной Дхармы", с одной из них, "Умывание лица", написанной в 1239 году, он выступил перед общиной в третий раз. Подробно разъясняя, как именно следует очищать сознание, Догэн говорил о безусловной важности чистоты как внутренней, так и внешней.

В 1252 году Догэн переработал "Актуализацию фундаментального начала", одну из первых глав "Сокровищницы ока истинной Дхармы". Во второй половине 1252 года он тяжело заболел. В первом месяце 1253 года были написаны "Восемь пробуждений великих существ". Этот текст стал последней главой "Сокровищницы ока истинной Дхармы" и состоял преимущественно из обильных цитат наставлений Шакьямуни из "Сутры последней воли Будды". Сочинение это написано очень простым языком и лишено и тени того совершенства, которым отличались сочинения периода расцвета. В том же году монах Нитирэн начал проповедовать учение об интенсивной индивидуальной практике распевания названия "Лотосовой сутры".

В четвертом месяце 1253 года Догэн стал расспрашивать одного из своих старших учеников Гикая о последних днях Экана. Первый дзэнский наставник Эдзё и Гикая, Экан пришел в общину Догэна за двенадцать лет до того, занимал мост главного монаха в монастыре Эйхэй и умер в 1251году. Гикай сказал, что Экан скончался, испытывая огромное сожаление по поводу того, что Догэн так и не дал ему взглянуть на документ о передаче Дхармы. Догэн выразил сочувствие Экану и попросил Гикая посвятить Экану все свои заслуги, если ему будет дана возможность увидеть печать унаследования Дхармы Догэна. Хотя сам Догэн, находясь в Китае, и видел, и получал подобные свидетельства, сам он практически не давал никому возможности не только получить, но даже увидеть этот документ. Быть может, он хотел показать тем самым, что только полностью пробудившиеся ученики могут взглянуть на то, что является знаком высшего подтверждения их учителя.

В седьмом месяце того же 1253 года Догэн вновь заболел; он знал, что земная его жизнь подходит к концу. Он сказал Гикаю: "Хотя в учении Будды есть еще десять миллионов вещей, оставшихся непроясненными, тем не менее, я испытываю глубокую радость, ибо я не способствовал формированию ошибочных взглядов и неуклонно придерживался правильной веры в истинную Дхарму". В том же месяце Догэн отдал Эдзё одеяние, сшитое им самим, и назначил его настоятелем монастыря Эйхэй.

В пятый день восьмого месяца, поддавшись настойчивым уговорам господина Хатано, Догэн отправился лечиться в Киото. Его сопровождали Эдзё и другие ученики. Управление монастырем на время своего отсутствия Догэн поручил Гикаю.

В пятнадцатый день восьмого месяца, вдохновленный видом осенней луны, Догэн написал стихотворение:

Осенью,
Даже если я, быть может,
Увижу ее снова —
Как я могу спать,
Когда этой ночью такая луна.

В двадцатый день восьмого месяца 1253 года Догэн скончался в Киото, в доме своего ученика-мирянина Какунэна.

Круг пути

"Путем" многие религиозные традиции называют процесс духовного совершенствования. Название это подразумевает, что постигающий обречен на долгий и тяжкий труд, на блуждания и необходимость преодолевать многочисленные препятствия, прежде чем он доберется до конечной цели. От начальной точки до цели — огромное расстояние. В контексте учения Махаяны — Большой Колесницы, направления буддизма, широко распространившегося в Северной и Восточной Азии — процесс этот олицетворяет путь ученика, стремящегося к пробуждению (бодхисаттвы), к обретению полного понимания, полной пробужденности, к достижению состояния Будды. Временной промежуток между начальной практикой и достигаемой целью, пробуждением, в сутрах измеряется "сотнями и тысячами вечностей".

Догэн принимает такой образ "линейного поиска". Однако при этом он говорит также о пути как о круге, о цикле. Каждый момент практики для него вмещает в себя пробуждение, а каждый момент пробужденности подразумевает практикование. Другими словами, практика и пробуждение, как процесс и цель, неразделимы. Цикл практикования завершен уже в самом своем начале. И этот цикл практики-пробуждения возобновляется в каждый момент времени.

В тот миг, когда человек начинает путь, он уже достиг конечной цели, и в последующем в каждый миг человек продолжает "достигать". В этом смысле человек не движется к пробуждению, но как бы заставляет пробуждение "развертываться", раскрываться в самом себе. Как говорит сам Догэн, "за один день в опыте переживаются бесчисленные сотни вечностей". "Цикл пути" есть перевод японского термина "докан", буквально означающего "кольцо пути". Хотя слово это, введенное самим Догэном, появляется в его сочинениях всего четыре раза, его можно считать олицетворением самой сокровенной сути учения Догэна.

Цикл практики-пробуждения описывает не только путь одного конкретного человека, но и процесс и цель всех практикующих путь на протяжении и прошлого, и настоящего, и будущего. Догэн говорит: "На великом пути патриархов всегда есть высшая практика, она непрерывна и нерушима. Она образует цикл пути и никогда не пресекается. Между вдохновленностью, практикой, пробуждением и нирваной нет никакого промежутка; цикл пути есть непрерывное практикование. А раз так, ни один человек не в состоянии ни запятнать его, ни "подтолкнуть". Сила непрерывной практики гармонирует с каждым. Это означает, что практика каждого оказывает воздействие на всю землю и все небо в десяти направлениях. И пусть даже этого никто не замечает, ни ты сам, ни другие, все равно это так".

Таким образом, практика всех пробужденных актуализирует практику каждого из нас. А практика каждого из нас актуализирует практику всех пробужденных. Любой вид практикования, каким бы незрелым и ничтожным он ни был, воспринимается как нечто весьма значительное и по сути незаменимое для всей великой общины пробужденных. Точно так же нашу жизнь в каждый момент времени можно рассматривать в контексте жизни всего космоса.

Догэн обычно называет жизнь "рождением", ибо буддизм описывает человеческую жизнь как беспрестанное повторение рождения и смерти, свершающееся день за днем, в каждый момент времени. Догэн говорит: "Рождение подобно путешествию на лодке. Ты поднимаешь парус и начинаешь грести. Хотя гребешь ты, везет тебя лодка, и без лодки ты бессилен. При этом в лодке плывешь ты, и именно то, что ты плывешь в ней, делает ее лодкой. Тщательно обдумайте это". Понимание Догэном глубокой взаимосвязи всех вещей в каждый момент времени по сути выявляет абсолютную ценность каждого проходящего мгновения.

Сокровищница ока истинной Дхармы

Путь практикования-пробуждения Догэн называет "путем Будды". Это путь всех пробужденных прошлого, настоящего и будущего. Он указывает на ошибочность именования его собственной общины частью школы Цаодун, или дзэн, или даже школой Сознания Будды. Ибо учение своей школы Догэн считал общей дорогой всех пробужденных.

Путь этот может быть широким и безграничным в теории, но узким на практике. Догэн называет его "великой дорогой патриархов", причем под "патриархами" подразумеваются все аутентичные продолжатели линии какого-либо учения. В дзэнской традиции к линии наследования принадлежат только духовные преемники Будды Шакьямуни и Бодхидхармы, первого китайского патриарха дзэн-буддизма. Другие учителя "патриархами" не считаются.

Следуя дзэнской традиции, Догэн возводит начало линии дзэн-буддизма к великому собранию на Горе Грифов, когда, согласно легенде, Будда поднял вверх цветок и только Махакашьяпа улыбнулся ему в ответ. Будда сказал: "У меня есть сокровищница ока истинной Дхармы, чудесное сердце нирваны. Я вручаю его тебе". Догэн убежден, что эта сокровищница передавалась непосредственно от наставника ученику на протяжении множества поколений.

Суть этого учения — дзадзэн, или "сидение в медитации", через которое только и можно обрести понимание. Догэн предлагает в высшей степени уточненную технику дзадзэн, равно как и руководство по правилам поведения в монашеской общине. Все подробности того, какую пищу принимать, какую одежду и как носить тщательно выписаны, в качестве неотъемлемых составляющих жизни пробудившегося.

Догэн постоянно говорит об истинной Дхарме, подлинном учении, правильном наследовании и правильном пути. Соответствующее китайское слово чжэн (японское сё) он порой помногу раз использует в одном предложении. Достижение подлинной аутентичности в понимании и повседневных делах монашеской общины было одной из главных целей Догэна-мыслителя и наставника.

Чудесное сердце нирваны

Пробуждение, к которому стремится всякий последователь буддийского учения, на санскрите звучит как бодхи. Каждый будда, т.е. тот, кто воплощает бодхи, является пробужденным, или просветленным. В дзэнской традиции Буддой считается Шакьямуни, первый проповедник буддийского учения.

Будду можно также вопринимать и как того, кто погружен в нирвану и в полной мере сопереживает опыт других. "Нирвана", еще одно санскритское слово, буквально означает "угасание огня", т.е. состояние полной освобожденности от испепеляющего желания и устремлений, от рабской покорности страстям.

В соответствии с широко распространившейся по всей Азии идеей, родиной которой является Древняя Индия, человек обречен на вечное пребывание в круге рождения и смерти в различных сферах, включая сферу божеств, сферу людей, сферу животных и ад. Буддийская нирвана — это прерывание постоянного блуждания в колесе перерождений и освобождение от страданий. Вот почему слово "нирвана" используется также в качестве эвфемизма для "смерти".

В буддийских сутрах синонимом "нирваны" нередко служит выражение "другой берег". Человек пересекает океан рождения и смерти и вырывается на другой берег, берег полной свободы. Согласно же учению буддизма Махаяны, перенесение к берегу пробуждения через океан страдания других людей является столь же важным, или даже более важным, чем собственное спасение. Того, кто приносит обет посвятить свою жизнь делу "перенесения", т.е. спасения, других, называют "бодхисаттвой", "существом, преданным бодхи". В некоторых школах Махаяны, и в дзэнской в особенности, подчеркивается момент непосредственной данности пробуждения. То есть, по сути океан рождения и смерти сам по себе является нирваной.

Мы уже приводили слова Догэна о том, что "между вдохновением, практикой, пробуждением и нирваной нет и мига разрыва". Таким образом, нирвана признается одной из четырех составляющих духовной деятельности практикующего. Для Догэна нирвана неотделима от пробуждения и неотделима от практикования в каждый момент времени. Другими словами, не существует такой аутентичной практики, которая была бы лишена пробужденности или нирваны.

Хотя Догэн много и подробно говорит об изначальном вдохновении, практиковании и пробуждении, последний элемент — нирвана — остается без объяснений. Очевидно, она представляется непостижимой сущностью учения. Догэн словно рассуждает о нирваническом опыте, не произнося самого этого слова.

Нирвана есть царство недвойственности, где нет разделения на большое и малое, длинное и короткое, правильное и неправильное, появление и исчезновение, "я" и "не-я". Ее можно назвать "самой реальностью", или неким абсолютом, находящимся за пределами пространства и времени. Ее невозможно постичь объективно. Интуитивное понимание, или трансцендентная мудрость, которая выходит за пределы дуалистического и аналитического мышления и ведет в царство нирваны, на санскрите называется "праджня".

Это царство внутренней свободы Догэн называет "царством Будды". Здесь одно является одновременно и многим, часть — целым, момент — вечностью, а смерть — бессмертием. Переживание подобного опыта запредельного среди мирской суеты, течения времени, изменения и упадка, есть настоящее чудо. Догэн убежден, что чудо это может случиться в любой миг, поскольку каждый момент двойственности неотделим от момента недвойственности.

Двойственность и недвойственность, изменяемость и неизменяемость, относительное и абсолютное сосуществуют и взаимодействуют друг с другом. Переживание в опыте их динамичного взаимопроникновения Догэн называет "актуализацией фундаментального начала". Это непосредственное и мгновенное, но вместе с тем непостижимое и таинственное развертывание нирваны в век изменений и упадка. Догэн полагает, что реализация этого состояния "не один, не два" возможна через обретение и сохранение "глубокого со-знавания", которое переживается в дзадзэн и повседневных делах, если они совершаются в медитативном состоянии тела и сознания.

Пробуждение как опыт прорыва

Обычно пробуждение рассматривается в качестве некоего опыта духовного прорыва. В сутрах говорится, что Будда Шакьямуни, после многих дней сосредоточенной медитации, увидел утреннюю звезду и в этот миг постиг, что горы, реки, трава и деревья — все наполнено природой Будды. Когда один монах подметал тропинку около своего убежищая, камешек ударился о стебель бамбука, и, услышав этот звук, монах пробудился. Как показывают приведенные выше примеры, исполненный драматизма сдвиг сознания случается после того, как последователь проходит через период интенсивного поиска, следствием которого становится неожиданный опыт перерождения. Прорыв может не только означать постижение реальности "вглубь", но и выражаться в непосредственном физическом опыте, как-то: необычайном видении, освобождении от скованности, чувстве наполненности силой и т.д.

В дзэнской традиции многие подобные истории изучаются в качестве образцовых примеров великого пробуждения. В школе Линьцзи (и ее японской продолжательнице школе Риндзай) истории пробуждения находили систематическое использование в качестве коанов, которые наставники "давали" ученикам с тем, чтобы помочь им вырваться за пределы обусловленного мышления, замкнутого в стенах двойственности.

Сам Догэн тоже нередко цитирует истории пробуждения ранних наставников и комментирует их. Коаны являлись важной частью обучения в его общине. Однако в записях о своем обучении о Жу-цзина Догэн ни разу не приводит случая, чтобы наставник дал ему для практики какой-нибудь коан. Точно так же ни в одном из сочинений Догэна нет упоминаний о том, чтобы он пользовался коанами при работе с собственными учениками. По-видимому, в отличие от учителей школы Линьцзи, Догэн не давал своим ученикам коанов в качестве обязательных заданий, которые они должны "проходить" одно за другим. На самом деле в его устах "коаном" становилась сама реальность. Выше мы перевели это слово как "фундаментальное начало".

Здесь и таится великий парадокс пробуждения. С одной стороны, практикующий путь переживает это самое пробуждение миг за мигом, в каждый момент времени. С другой, необходимо долго и напряженно работать, чтобы достичь состояния прорыва. Догэн говорит: "Есть те, кто продолжает понимать, уже выйдя за пределы понимания". Таким образом, пробуждение развертывает само себя, но в полной степени это развертывание воспринимается телом и сознанием только тогда, когда совершается прорыв. Иначе говоря, развернутое пробуждение изначально есть подсознательное пробуждение, естественным и спонтанным образом сливающееся с сознательным в момент прорыва.

Практика коанов в школе Линьцзи (Риндзай) являет собой превосходный метод подготовки сознания к прорыву-пробуждению. Однако метод Догэна, в отличие от Линьцзи, заключался скорее в том, чтобы удержать учеников от слишком поспешного и страстного стремления обрести этот опыт. Хотя наставник, несомненно, в полной степени понимал важность и ценность такого прорыва и использовал в своем учении соответствующие истории, связанные с великими наставниками прошлого, сам он, в первую очередь, подчеркивал значимость "просто сидения", в состоянии полной непривязанности к конечной цели. Но разве свобода от привязанности не есть, быть может, наиважнейший элемент подготовки к этому самому "прорыву"?

Обращение причины и следствия

В основе буддийского учения о сострадании лежит переживание опыта недвойственности. Если человек не проводит различений между "я" и "другим", между людьми и другими существами, между чувствующими и нечувствующими существами, он любит в равной степени все существа. Таким образом, мудрость недвойственности, праджня, неотделима от со-страдания.

Действие, исполненное сострадания, является благим, действие же, лишенное сострадания, не является. Любое действие, хоть значительное, хоть незначительное, затрагивает "я" и другого. Причина порождает следствие. Таким образом, понятия хорошего и плохого, правильного и неправильного буддийская этика по сути предлагает рассматривать с позиций недвойственности.

Здесь возникает фундаментальная проблема всего буддийского учения. Если уделять внимание исключительно праджне, то можно утверждать, что не существует ни хорошего, ни плохого. Отсюда — прямой путь к безразличию и даже, быть может, разрушительным действиям. С другой стороны, если принимать во внимание только причину и следствие, едва ли можно постичь праджню. В дзэнской традиции высоко почитается легендарная беседа Бодхидхармы с южнокитайским императором У-ди, и именно потому, что в ней драматическим образом высвечивается данная дилемма.

Император сказал: "С тех пор, как мы вступили на трон, мы строили храмы, переписывали сутры и одобрили посвящение большего числа монахов, чем мы в состоянии сосчитать. Какая же заслуга во всем этом?"

"В этом нет никакой заслуги", — сказал Бодхидхарма.

"Почему так?" — спросил император.

Бодхидхарма сказал: "Есть малые заслуги людей и небесных существ, которые становятся причиной желаний. Они подобны теням форм и не имеют под собой никакой реальности".

"Что же тогда является истинной заслугой?" — спросил император.
"Когда чистая мудрость совершенна, сущность пуста и безмятежна. Эту заслугу невозможно обрести через мирские дела", — ответил Бодхдхарма.
Император спросил: "Что есть самая священная истина?"
"Безбрежная пустота, ничего священного", — сказал Бодхидхарма.
"Кто есть тот, что стоит передо мной?" — вновь спросил Император.
"Я не знаю", — ответил Бодхидхарма.
Император не понял его.

Если верить легенде, главная цель последователя дзэн-буддизма — достижение состояния "чистой мудрости", постигающей реальность как "пустую и безмятежную". Именно этот опыт считался источником всех скриптуральных учений. Часто китайские дзэн-буддисты говорили о передаче знания "вне доктрины". Свободны ли от норм морали живые будды, т.е. те, кто пробудился? Свободны ли они от действия причины и следствия?

Ответ на эти вопросы дает притча о Бай-чжане и другом китайском наставнике, который возродился дикой лисицей, ибо верил, что полностью освободился от причины и следствия. Притча недвусмысленно указывает, что практикующий "чистую мудрость" недвойственности не имеет права забывать о нравственности. И, безусловно, не случайно, что именно Бай-чжану, великому китайскому наставнику, жившему в VIII–IX cтолетиях, приписывается создание правил монашеских общин.

Согласно буддизму Махаяны, для достижения нирваны сущностно необходимы так называемые "шесть совершенств". Это: даяние, нравственное поведение, упорство, трудолюбие, сосредоточение и праджня. Первые пять можно рассматривать в качестве определяющих и подпирающих сострадание в праджне. Таким образом, сохранение и передача наставлений и заповедей есть сердце дзэнского учения.

Вскоре после начала обучения у китайского наставника Жу-цзина Догэн выразил свою обеспокоенность распространившимся в то время во многих школах преимущественным вниманием к "сейчасности момента" и пренебрежением будущими последствиями практикования. Жу-цзин разделил тревогу Догэна и сказал: "Утверждать, что будущих перерождений нет — значит впадать в отрицание. Патриархи никогда не придерживались отвергающих взглядов тех, кто утратил путь. Если нет будущего, то нет и настоящего. Но это нынешнее рождение несомненно существует. Как же тогда может быть, чтобы следующее рождение также не существовало?"

Понимание Догэном этого вопроса отражено в "Отождествлении с причиной и следствием", одной из глав "Сокровищницы ока истинной Дхармы". Он говорит: "Таким образом, значения изучения причины и понимания следствия несомненно. Это есть путь будд и патриархов... Те из вас, кто обладает истинной устремленностью к пробуждению и хочет постигать учение Будды ради самого учения Будды, должны прояснить для себя действие причинности, как это делали совершенномудрые прошлого. Тот же, кто отвергает это учение, утрачивает путь". Таким образом, Догэн ясно показывает, что аутентичная дзэнская практика не расходится с учением, содержащимся в сутрах. Для него было несомненным, что "полагание" на причинность и "отождествление" с причинностью должны стать основой практикования пути.

Двуязычный дзэн-буддизм

Свои "официальные" сочинения, такие как рекомендации по дзадзэн, лекции и проповеди, а также руководства по монашеской жизни, стихи и воспоминания о собственном обучении, Догэн писал по-китайски. Писать на китайском было для него делом вполне естественным, ведь большую часть дзэнской подготовки он получил в Срединном государстве, традиции же китайских наставников следовали и его проповеди, беседы и стихотворения. Удобен китайский язык был еще и тем, что позволял обращаться ко всей огромной буддийской общине, поскольку в те времена весь ученый мир Японии пользовался этим языком, хотя чтение текстов превращалось в довольно сложный процесс, ибо произношение и грамматика китайского и японских языков сильно отличаются.

Ранние неофициальные беседы Догэна его ученик Эдзё записывал на японском языке, но последующие Гикай также фиксировал на китайском. Догэну принадлежит некоторое количество стихотворений, созданных в традиционном японском стиле вака, из тридцати одного слога. На японском же языке написано и главное сочинение Догэна — девяносто пять свитков "Сокровищницы ока истинной Дхармы", за исключением цитат из сутр и китайских текстов, на которых Догэн практически исключительно и основывался.

В китайской письменности используются тысячи иероглифов. Каждый иероглиф обозначает одно слово и охватывает широкий круг значений и коннотаций, сложившихся на протяжении долгой социальной и литературной традиции. В китайском языке слова легко принимают различные значения: одно и то же слово может быть существительным, глаголом или прилагательным. Нет ни спряжений глагола, ни показателей множественности числа; а субъект и объект действия часто предполагаются, но не называются. Порядок слов существует, но встречаются и исключения. Именно благодаря своему невероятному богатству значений и образов китайский язык и стал средством развития высокоинтуитивного мышления в дзэнской традиции — в исполнении как первых наставников, так и самого Догэна.

В японском письме китайские иероглифы используются для обозначения главных частей речи — существительных, исходных глагольных форм и прилагательных. С помощью же знаков японской фонетической азбуки, выполняющих функцию, отчасти напоминающую предлоги в английском, обозначаются оттенки действия, времени и места, и связываются слова. Иероглифы в японском языке, как и китайском, тоже имеют широкую гамму значений и подразумеваемых образов. Поэтическая двусмысленность в японской письменности также обусловлена тенденцией к пропуску существительного и отсутствием, как правило, показателей множественного числа. С другой стороны, части речи в японском предложении всегда четко определены, и все члены предложения, даже подразумеваемые, имеют ясно выраженную функцию подлежащего, дополнения, сказуемого или модификатора. Таким образом, японский язык прозы вполне подчиняется правилам грамматики. Проницательность и точность сочинений Догэна в значительной степени обусловлены тем, что автор выражал в высшей степени глубокие интуитивные мысли в логической структуре японского языка.

Слова за пределами слов

Согласно дзэнскому учению, пробуждение есть то, что выходит за границы интеллектуальных штудий, за границы понимания того, что было высказано в прошлом. Оно должно явиться результатом непосредственного опыта, опыта личностного, интуитивного, яркого и непосредственного. Проблема заключается в том, что опыт этот должен быть удостоверен подлинным наставником и без искажений передан следующему поколению.

Догэн писал все свои сочинения с главной целью — сообщить ученикам свое понимание того, что он считал самым главным и наиболее подлинным в буддийском учении. Он уделяет пристальное внимание теоретическим аспектам учения, но при этом не устает повторять, что пробуждение выходит за пределы мысли. В некоторых своих трудах и руководствах по монашеской жизни он дает подробные наставления по практическим аспектам дзадзэн и повседневной жизни в общине, часто дополняя их философскими размышлениями и поэтическими примерами и сравнениями. Любую повседневную работу, даже такую, как умывание, ношение одежды, приготовление пищи и выполнение текущих административных дел, он считал сакральной.

Несомненно, что, когда Догэн писал свои сочинения и затем читал их общине, в сферу его внимания попадали все новые и новые аспекты учения, понимание их расширялось и углублялось. Он неоднократно перерабатывал написанное, в чем ему помогал старший ученик Эдзё. Либо сам Догэн, либо Эдзё записывали и окончательную версию. Так, текст "Актуализирования фундаментального начала" со времени написания переделывался девятнадцать раз.

Приводя обильные цитаты и стихи из китайской традиции, Догэн часто сопровождает своими комментариями буквально каждую строку древних диалогов и внимательно исследует скрывающийся за ними смысл. Без колебаний он критикует даже таких великих наставников, как Линь-цзи и Юнь-мэнь, в то же время высказывая к ним глубокое почтение в других пассажах. Но наиболее ценными он считает истории, связанные с первыми китайскими наставниками, Бодхидхармой и шестым патриархом Хуэй-нэном, равно как и последующими "патриархами" его линии.

Рассуждая о парадоксальности опыта пробуждения, выходящего за пределы интеллектуального размышления, Догэн опирается на все богатейшее наследние традиционной дзэнской риторики. Сюда входят "невербализованные аспекты", такие как молчание, крик, удары палкой и жесты, описанные в словах. Кроме того, здесь подразумеваются: многократное повторение тех или иных суждений, изменение порядка слов в высказывании, non sequiturs, тавтология и кажущиеся предельно "земными" беседы. Нередко используются и явно абсурдные образы, а также язык, перевернутый "с ног на голову". Порой в дзэнском наследии встречаются и святотатственные и грубые выражения, призванные сломать стереотипы мышления. Такие дзэнские изречения носят имя "поворачивающих слов", в том смысле, что они побуждают учеников отказаться от ограничивающих взглядов. Догэн назвал бы это "непосредственным языком", который бросает вызов интеллектуальному пониманию и непосредственно затрагивает вопрос о двойственности и недвойственности.

Подчас дзэнская традиция придает тому или иному слову и позитивное, и негативное, и конкретное, и трансцендентное значение, тем самым делая его семантику в высшей степени двусмысленной или загадочной. Широко известный пример — ответ Чжао-чжоу "у" (японское му, изначально подразумевавшее "нет" или "не") на вопрос о том, обладает ли собака природой Будды. Следуя этой традиции и развивая ее, Догэн использует некоторые слова в противоположных значениях. Так, под словом "я" он иногда подразумевает ограниченное эго, а иногда — всеобщую реальность, основывающуюся на отсутствии "я". "Столкнуться с препятствием" может также означать "быть полностью погруженным".

В своих комментариях изречений ранних дзэнских наставников Догэн старается высказать собственные мысли и использовать древние высказывания для усовершенствования собственного понимания предельной ценности каждого момента времени. Замечательный пример такого подхода — интерпретация Догэном слов наставника Яо-шаня "пока существует время, стою на высокой горе". Здесь Догэн начинает рассуждать о том, что время есть не что иное, как бытие, и предлагает концепцию "времени-бытия", или существования. Другим примером углубления японским наставником смысла древнего высказывания можно считать его прочтение пассажа из "Махапаринирвана сутры", что все существа обладают природой Будды, в том смысле, что "все существа без исключения есть природа Будды".

В китайской дзэнской традиции немало историй о том, как какой-нибудь учитель сутр вдруг перестает выступать с проповедями и начинает практиковать, или о том, как наставники парадоксальным образом комментируют те или иные фрагменты сутр. И практически не зафиксировано случаев, когда бы наставники прилагали значительные усилия для того, чтобы постичь смысл, скрытый в той или иной фразе из сутр. Но Догэн подвергает самому тщательному анализу и исследованию многие фрагменты писаний, что делает его поистине уникальным дзэнским наставником. В сочинениях, составивших "Сокровищницу ока истинной Дхармы", мы наблюдаем синтез этих двух традиционных аспектов: изучения сутр, подробно и систематически излагающих буддийское учение, и дзэн-буддизма, отдающего безусловное предпочтение непосредственному переживанию сущности буддизма в индивидуальном опыте.

Наследие Догэна

Большую часть своей зрелой жизни Догэн провел в затерявшемся в провинции монастыре в окружении небольшого числа учеников. Аудитория, перед которой он читал свои сочинения, была достаточно ограниченной, поэтому Догэн зачастую писал и говорил на традиционном дзэнском языке, переполненном китайскими разговорными выражениями, которые большинству японских буддистов были неизвестны. Сочинения его так или иначе касались практикования, в основе которого лежит дзадзэн. Ни одно стихотворное либо прозаическое произведение Догэна не было опубликовано при его жизни.

Догэн вырастил дхармового наследника — Эдзё, преданного учителя пути, а также подготовил несколько зрелых учеников, которым Эдзё уже после смерти Догэна передал печать Дхармы. Дхармовые наследники Догэна в конце концов создали школу Сото — японский вариант китайской школы Цаодун — которая ныне является крупнейшей буддийской организацией в Японии. Еще одна важная школа японского дзэн-буддизма — Риндзай, считающая своим основателем Эйсая.

Догэн известен как один из реформаторов буддийского учения периода Камакура (1192–1333). В эту же эпоху жили и творили другие выдающиеся новаторы: Хонэн, Синран и Нитирэн. Основанные ими общины теперь называются соответственно Дзёдо (Чистая Земля), Дзёдосин (Подлинная Чистая Земля) и школа Нитирэна. Количество последователей школ, сложившихся в период Камакура, намного превосходит численность адептов тех общин и школ, что утвердились в Японии ранее.

Хотя дхармовых наследников Догэна становилось все больше и больше, и они завоевывали популярность и строили храмы по всей стране, большинство сочинений основателя школы было быстро забыто. За период с XIV по XVII века не появилось ни одного сколько-нибудь значительного комментария к ним. Рёкан, странствующий монах, живщий в XVIII–XIX cтолетиях, ныне высоко ценимый как каллиграф и поэт, написал такое стихотворение о прочтении "Записей Эйхэя Догэна":

Пять сотен лет они были покрыты пылью,
И только потому, что никто не обладал оком, способным распознать Дхарму.
Кому же предназначалось все его красноречие?
В тоске по древности и сожалениях о нынешних временах
Сердце мое истощилось.

Однако после XVII столетия в школе Сото возникло движение за возрождение подлинного духа основателя общины. Сочинения великого наставника вновь начали изучаться, и, как следствие, появились комментарии к текстам Догэна, авторами которых были ученые монахи. В результате, в 1816 году монастырем Эйхэй была опубликована "Сокровищница ока истинной Дхармы".

Изучение Догэна оставалось исключительной прерогативой ученых монахов школы Сото вплоть до двадцатых годов нашего столетия, когда значение мысли Догэна начали понимать и японские ученые, занимавшиеся западной философией. Именно в это время интерес к фигуре Догэна в интеллектуальных кругах Японии пробудило сочинение Тэцуро Вацудзи "Сямон Догэн" ("Монах Догэн").

Уже в 60-х годах Догэн получил признание как один из величайших писателей в истории японской литературы. Сочинения его включались в различные собрания и антологии классики. Вышло в свет шесть полных изданий "Сокровищницы ока истинной Дхармы" на японском языке, что сделало мысль Догэна доступной широкому кругу читателей.

С распространением в 50-х годах на Западе дзэнской медитации начали появляться и переводы некоторых сочинений Догэна на европейские языки. Так, на английском языке вышло свыше тридцати книг Догэна, что сделало его наиболее изучаемым буддийским учителем Восточной Азии. Каковым окажется его влияние, еще предстоит увидеть.

Значение Догэна для современности

Спустя семь с лишним столетий сочинения Догэна по-прежнему сохраняют свою свежесть и очарование как для буддистов, так и для не-буддистов. Парадоксы, абсурдные образы и зачастую непостижимый язык его произведений не просто экзотичны или интригующи. Они указывают на ту сферу человеческого сознания, которая часто остается незамеченной. В сочинениях Догэна перед нами предстает во всей неприкрытой явленности та реальность, которая переживается только при опыте недвойственности, опыте длиной в целую жизнь. Свобода, в том числе свобода от самого мышления и языка, которую мы видим в трудах великого наставника, просто ошеломляет. Не иначе как иронией можно считать столь высокую степень свободы сознания при том, что сам Догэн следовал тщательно разработанной практике медитации и создавал в высшей степени щепетильные и подробные руководства для своего монастыря. Мы можем лишь удивленно спросить: является ли его практика и его учение основанием его свободы?

Наставления Догэна по медитации остаются среди наиболее полезных для всех, практикующих дзэн. Многие формы медитации, привезенные Догэном из Китая, по-прежнему распространены в Японии и даже укореняются среди западных последователей дзэн-буддизма. И хотя нынешние способы приготовления еды, умывания и зарабатывания на жизнь существенно отличаются от тех, что существовали во времена наставника, учение Догэна о внимании к деталям и заботе о других не утратило своей ценности.

Тот, кто знаком с достижениями современной буддологии, может иначе, нежели Догэн, смотреть на картину исторического развития буддийского учения. Так, научные открытия, сделанные начиная с XIX столетия, позволяют утверждать, что сутры Махаяны были составлены в Индии уже после Будды Шакьямуни, и что многое из того, что ему приписывается, он на самом деле, быть может, и не говорил. Кроме того, легенда о том, что Махакашьяпа якобы улыбнулся, когда Будда поднял цветок над головой, а также что именно он получил сокровищницу ока истинной Дхармы, могла появиться в Китае, поскольку в индийских текстах она не упоминается. Также линия преемственности индийских патриархов дзэн-буддизма, по мнению ученых, тоже была создана в Китае. Таким образом, подчеркивание Догэном аутентичности линии преемственности дзэн-буддизма не убеждает современные научные умы.

Ныне мы признаем учения и практики самых разных религиозных традиций, поскольку имеем возможность непосредственно наблюдать и изучать их. В этом контексте критика Догэном других буддийских школ как "ошибочных" и "низких" может показаться ограниченной. Тем не менее, не может не восхищать та чистая и бескорыстная преданность пути, которому он следовал, а также его страстная проповедь собственного понимания этого пути, обращенная к ученикам. Практику делают аутентичной не столько исторические свидетельства и сопоставления, сколько подлинная и искренняя решимость практиковать.

Владеющие богатейшим опытом научных достижений и высокими технологиями, мы сегодня по-прежнему наблюдаем мимолетность жизни, страх смерти и страдания отдельных людей и целых народов. И возвращаемся к тому же самому вопросу, которым задавались люди со времен возникновения человеческого общества: как нам освободиться от страдания? Догэн приглашает нас пережить недвойственность в опыте медитации — быть может, это откроет врата к внутреннему освобождению, освобождению от сжигающих желаний и страстей, эгоцентричности и страха одиночества. Учение Догэна о высшей ценности каждого момента времени в наибольшей степени актуально сегодня, когда мы все больше и больше узнаем о глубокой взаимосвязи всех вещей во времени и пространстве.

ДАЛЬШЕ